Идём на Восток

Рынок — был виден сразу. По дыму десятков и сотен печей и тандыров, по непрестанному, людскому, муравейному шевелению. Рев ослов — перекрывал бормотание дизельных двигателей, девятнадцатый век — здесь пока побеждал двадцатый, несмотря на то, что местные торговцы уже научили русских водил слову «бакшиш» — это когда за часок из порта на рынок обернуться, с грузом, за отдельную денежку. Бывало, кто и две ходки успел сделать…

Автомобиль — старый АМО фыркнул мотором и остановился у навесов. Когда сговорятся о цене — подгонят, куда нужно для погрузки…

— Ты как? — спросил Митяй, подмигивая — вместе будем держаться, али врозь? Я что так, что так согласный…

Казак — его звали Митрий, как нарочно, пожал плечами.

— А вместе и сподручнее. Только я языка совсем не знаю…

— Это не проблема. Я тоже не знаю. Пошли…

* * *

Нарвались они довольно быстро…

Базар на Востоке — больше чем базар, и на базаре есть свои правила и законы. Базар — это и витрина, и что-то вроде мужского клуба, и место, где можно утолить самые экзотические свои желания. На базаре — часто торгуют женщины, мужчины сидят либо рядом, либо в чайхане, потягивая терпкий, вкусный чай. За редким исключением — мужчины на Востоке не привыкли работать. Как говорят на другом берегу, мужчина должен смотреть на небо, а не на землю[26]. На базаре — каждое племя имеет свои, откупленные торговые ряды, в которых места передаются из поколение в поколение. У кофеен — на корточках сидят люди, переговариваются, внешне совершенно безразличные ко всему — но стоит только чему случиться, и базар станет в одно мгновение разъяренным ульем. Ворам здесь рубят руки, часто даже не дожидаясь формального приговора кади, исламского судьи. Благо — колода и топор всегда найдутся.

Митька Шалый — хорошо знал, что делают с ворами в мусульманских странах — все-таки в Одессе шалил, а на другой стороне ласкового Черного моря — Константинополь. Но это его, конечно же — не остановило.

Первый кошель он разрезал так виртуозно, что даже Митрий ничего не заметил. У него была писка — заветная, испытанная — не монета с заточенным краем, а половина лезвия станка Уилкинсон Сворд. А насчет кошельков здесь были точно лохи, не то, что на Привозе. Там не то, что в карман поглубже суют денежку — там еще и руку на нем держат. И все равно умудряются воровать.

Только на третьем кошеле — Митрий заметил неладное. Толкнул блатаря в плечо.

— Э… ты чего?

— А? — Митька сделал вид, что не услышал.

— Ты чего творишь зараз, а?

— А чего?

— Э… нет. Я воровать не желаю. И тебе не дам…

— Иди сюда…

Митька — толкнул молодого дубоватого казака в сторону, прижал к стенке.

— Ты чего — а? — пошел в наступление он — кто тут ворует?

— Да ты и воруешь!

— Я ворую?!

Надо было знать одесских воров — они и взятые на кармане будут клясться — божиться, что просто перепутали чужой карман со своим…

— Ты воруешь!

— Где ты видел, что я воровал? А?

— Да сейчас и воровал!

— Да ты чо? А где потерпевшие — а? Где терпилы, тебя спрашиваю! Ухарь!

Казачина, выше Митяя сантиметров на двадцать, но совершенно ничего не способный противопоставить острому как бритва языку вора — затравленно огляделся… и понял, что что-то неладно…

— Гы… ты глянь.

— Чо? Где терпилы то твои, а? Ты базар фильтруй, да?

Но казак — смотрел поверх его плеча и Митька вертко, как в руках городовых по малолетке — извернулся.

Они и в самом деле — зашли куда-то не туда. Их уже обступило десятка два рашидов — так звали горцев из племенных объединений горных районов и соседнего Договорного Омана. В отличие от пустынников — они носили черную или бурого цвета, отлично камуфлирующую на горных склонах одежду и были настроены весьма и весьма недружелюбно. Если пустынники — перед тем, как начать стрелять хотя бы пытались решить проблему — то эти «брали высокий тон» с ходу и без предупреждения.

Митька вымученно улыбнулся, понимая, что языком не владеет.

— Миль пардону граждане у нас все спокойно. Все в поряде…

Рашиды молча стояли — и хорошо если бы стояли, так подходили новые…

— Так, концерт закончен, всем спасибо за внимание. Автографы не предлагаю, устал-с…

Этот рынок был не для русских. Не для белых. И уж точно не для казака — а Митрий был в казачьей форме, пусть старой и без знаков различия, надетой на время переезда. Но все равно — если Митяй в одиночку еще мог вывернуться, то присутствие здесь казака — требовало крови.

— Так, господа, на бис желаете. Извольте-с…