— Мантах мед? Мантах мед[81]
?!Мирза недоуменно посмотрел на спрашивающего — язык был незнакомый, он не понимал его. И кроме того, в арабском мире не было принято так вот приставать к незнакомому человеку, дергать его за рукав.
— Кто ты такой? — спросил он на общераспространенном аравийском диалекте — что тебе нужно от меня?
— Что ты здесь делаешь? Кто тебя привел?
— Я муслим.
— Кто ты такой? Я тебя не знаю
— Я муслим — твердо повторил Мирза — я муслим
— Что ты здесь делаешь? Иди отсюда
— Я муслим — третий раз повторил Мирза. Он знал, что один из способов выжить в арабском мире — повторять, что ты мусульманин. Мало кто осмелится понять руку на человека, открыто подтверждающего свою принадлежность к исламу. Да и сторонники у такого — найдутся в любой толпе.
— Ты не муслим! Я тебя не знаю, никто тебя не знает. Тот, кто пришел сюда — должен сделать заказ, иначе ему делать здесь нечего…
— Я его знаю…
Ихван подошел ближе — и тут же к спорщику, невысокому, носатому, почти облысевшему бородачу приблизился телохранитель. Зверского вида здоровяк с револьвером за поясом — но основным его оружием был не револьвер, а дубинка, в которую были вбиты стальные гвозди…
— А ты кто такой?
— Мое имя Ихван.
— Какого ты рода? С каким караваном идешь?
Ихван нехорошо улыбнулся
— Не слишком ли много вопросов ты задаешь, купец? Смотри, я могу принять тебя за ищейку…
— Я не купец! Я хозяин этого места!
— И какое право это дает тебе спрашивать, кто я такой и куда иду? Это мое дело.
— Любой, кто заходит сюда, должен быть с караваном или купить что-то у меня. Я не позволю здесь собираться всякому сброду!
Владелец караван — сарая был явно на взводе — настолько, что забыл про осторожность. А может быть Дубай — порт все-таки торговый, и купцы здесь были на первом месте, а воины Аллаха, муджахеды — только на втором? Но если так — не пришло ли время это изменить?
— Как ты меня назвал…
Кто-то протискивался ближе, чтобы посмотреть на бесплатное представление. Кто-то — протискивался к выходу, чтобы быть как можно дальше от неприятностей. Долгие годы подполья — приучили Ихвана к осторожности, только поэтому он еще не начал стрелять. До Междуречья — он бы уже высадил в наглеца всю обойму…
— Кого я вижу… — раздался громкий голос
Вошедший, точнее — протиснувшийся к месту спора — был молод, высок ростом для кочевника и горца — пять футов девять дюймов, почти шесть футов, обычный рост белого человека. Черные щегольские очки выдавали в нем человека современного, не чуждого прогресса, борода, вопреки местным традициям была аккуратно подстрижена — так, чтобы оставшееся как раз умещалось в руке. За спиной у него — была пехотная винтовка Энфильда, за кушаком широких брюк — крест — накрест располагались два револьвера Веблей Фосбери, рукояти которых были поменяны на заказные, из дорогого африканского черного дерева. Впечатление бунтаря и странника, каких обожал выводить в своих фильмах североамериканский Голливуд, портили лишь зубы. Как и у всех здесь — несмотря на молодость, они были черными и неровными от жевания ката и отсутствия должного ухода за ними. Портил впечатление и тяжелый запах пота, своего и верблюжьего, только через экран это конечно не было видно…
— Бадр? — сказал Ихван — Бадр, это ты?
— Хвала Аллаху, брат…
Бородач что-то злобно заворчал
— Клянусь Аллахом, Али, рано или поздно твоя жадная утроба лопнут от того, что ты себе позволяешь…
Слова были сказаны в шутку — и в то же время со смыслом. Жестко.
— Аллах свидетель, каждый зарабатывает, как может — сказал бородач — мой заработок здесь, и я не богу пускать сюда, кого попало…
— Воины Аллаха не есть, кто попало — ответил Бадр — это ты сидишь с сидящими и торгуешь даже тенью под крышей.
Вокруг одобрительно зашушукались… для содержателя караван-сарая это было уже опасно. Народ в этих краях скор на расправу.