Я обдумала ее слова. Обдумала слова об экзамене. Пообещала, что о пирогах больше говорить не будем, а просто займемся учебником. Я открыла следующую страницу. «Теперь вы готовы перейти к сокращению дробей, – прочла я. – Вместо 2/4 напишите 1/2». Ни иллюстраций, ни объяснений, ничего, что могло бы объяснить, почему 2/4 и 1/2 – это одно и то же. Под заголовком «Практические задачи» стоял список дробей, которые требуется сократить. Мысль о том, что нужно объяснить сокращение дробей, не прибегая к пирогам или деньгам, меня ужасно обескураживала.
– Поскольку таблицу вы уже выучили, – предложила я, – то, может, на сегодня закруглимся?
Линда не ответила. А вдруг «закруглиться» – это элитарное словечко, которое употребляют только богачи? – подумала я.
– Может, по домам? – сказала я. – Встретимся на той неделе.
Она кивнула, положила учебник в сумку и ушла.
– Тебе не нужно заступаться перед ней за дроби, – сказала Светлана. – От нее хотят, чтобы она вызубрила учебник, а не чтобы поняла.
Светлану я застала у меня дома, она сидела за моим столом и усердно писала на розовом листке. Когда я вошла, она даже не подняла глаз. Заглянув через плечо, я увидела, что наш план похода на «Броненосец “Потемкин”» отменяется. Левой рукой Светлана перебирала на шее бусы – связку крупных зерен янтаря.
Она поставила подпись с вычурной «С» и вручила мне листок.
– Я написала тебе записку.
Вместо кино мы отправились к ней, устроились на кровати и принялись за чтение «Нины в Сибири». Читать со Светланой было удобно, поскольку все слова она знала из сербохорватского: зачем всякий раз лезть в словарь, когда можно просто спросить у Светланы.
История Нины становилась путаной и печальной. Она выяснила, что Иван работает у дяди в лаборатории и женился на специалистке-геохимике. Но это всё – не точно, поскольку с самим Иваном она еще не говорила, а просто видела рабочий стол с табличкой и запиской от жены.
– Кто пишет эти тексты? – спросила я. На обложке стояло только название – «Русское чтение I».
– Ума не приложу, – сказала Светлана и вернулась к своему учебнику по психологии.
Я вынула 1020-страничный роман «Холодный дом» из серии «Нортон Критикал», он одновременно поглощал меня и отталкивал, словно ужасно длинный чужой сон. Я в сотый раз перечитала одно и то же предложение:
В заключение Воулс присовокупляет добавочный пункт к этой декларации своих принципов, сказав, что поскольку мистер Карстон собирается вернуться в полк, не будет ли мистер Карстон так любезен подписать приказ своему банкиру выдать ему, Воулсу, двадцать фунтов[12].
Вновь и вновь Воулс присовокупляет добавочный пункт о деньгах. Вновь и вновь – мистер Карстон, банкир, не будет ли любезен двадцать фунтов… может быть.
Светлана выделяла какой-то фрагмент про деиндивидуацию, левой рукой перебирая свои янтарные бусы.
– Красивые бусы, – сказала я.
– Что? – откликнулась она.
Я решила, что заставлю ее поднять взгляд.
– Твои бусы, – сказала я. – Они очень красивые.
– А-а, это? Подарок от моего аналитика.
Раз упомянут аналитик, значит, я победила и она сейчас будет говорить, а не читать.
Ее психоаналитик на День благодарения ездил на конференцию в Москву. Это была его первая поездка в Восточную Европу, и всё вокруг напоминало ему о Светлане. Ему постоянно встречались разные Светланы – большей частью тоже аналитики, кроме одной, турагента. В янтарной лавке он засомневался – не нарушит ли он профессиональную этику, купив Светлане подарок. Он посоветовался с одной из русских Светлан, которая помогала ему выбрать подарок для супруги. Та призвала его следовать благородному порыву.
– В принципе, это пустяк, – сказала Светлана. – По его собственным словам, бусы стоят пятнадцатую часть из того, что я заплатила ему с сентября. К тому же, мои выплаты покрывает страховка. В некотором смысле эти бусы – подарок от «Голубого Креста Массачусетса».
Мне не хотелось возвращаться к «Холодному дому», и я спросила ее о медстраховке. Задавая вопрос, я размышляла: ведь «Холодный дом» – это, в сущности, книжка о скучной канцелярщине, но тогда почему же я вместо чтения интересуюсь скучной канцелярщиной Светланы? Светлана широко распахнула глаза. Она сказала, что в страховую форму можно было вписать психологический диагноз, а она однажды видела свой – четырехзначное число, соответствующее номеру статьи в DSM-IV[13].