Таким образом ЭМИ генерировала неограниченное количество новых композиций “в стиле” Моцарта или любого другого композитора, для которого имелась база данных музыкальных сигнатур. Коуп тщательно отбирал лучшие композиции ЭМИ для обнародования. Я слышала несколько из них: на мой взгляд, среди них есть как посредственные, так и чудесные пьесы, не лишенные прекрасных пассажей. При этом всем им недостает глубины, характерной для творчества настоящего композитора. (Само собой, я даю такую оценку, заранее зная, что композиции написаны ЭМИ, поэтому вполне возможно, что мои суждения предвзяты.) В длинных пьесах обычно встречаются великолепные фрагменты, но при этом проявляется нечеловеческая тенденция программы терять нить музыкальной мысли. И все же в целом обнародованные произведения ЭМИ весьма успешно воспроизводят стиль нескольких композиторов-классиков.
Обладала ли ЭМИ способностями к творчеству? На мой взгляд, нет. Некоторая музыка, сгенерированная ЭМИ, довольно хороша, но программа при этом опиралась на знания Коупа, которые находили воплощение в выбранных им музыкальных сигнатурах и прописанных им правилах музыкальной грамматики. Но главное – программа не понимала музыку, которую создавала. Она не понимала ни концептуальную составляющую, ни эмоциональное воздействие музыки. По этим причинам ЭМИ не могла оценивать качество собственной музыки. Этим занимался Коуп. “Понравившиеся мне работы были обнародованы, а не понравившиеся – нет”, – просто сказал он[368].
В 2005 году Коуп принял обескураживающее решение уничтожить всю базу данных музыкальных сигнатур ЭМИ. В качестве основной причины он назвал тот факт, что критики не ценили композиции ЭМИ, которые легко было создавать в бесчисленных количествах. Коуп решил, что ЭМИ ценилась бы в качестве композитора, только если бы обладала, как выразилась философ Маргарет Боден, “конечным наследием, каким обладают все смертные композиторы”[369].
Не знаю, станет ли мое мнение утешением Дугласу Хофштадтеру, который так встревожился, когда лучшие композиции ЭМИ смогли обмануть профессиональных музыкантов. Я понимаю его беспокойство. Литературовед Джонатан Готтшалль отметил: “Искусство более всего отличает человека от других существ. И дает нам величайший повод для гордости”[370]. Но я добавлю, что мы гордимся не только тем, что творим искусство, но и тем, что умеем ценить его, сознаем его эмоциональную силу и понимаем скрытые в нем сообщения. Это понимание имеет огромное значение и для художника, и для зрителей, и без него я не могу назвать творение “творческим”. Иными словами, на вопрос, могут ли компьютеры обладать творческими способностями, я отвечаю: теоретически да, но они получат их еще не скоро.
Вопрос: насколько мы далеки от создания общего ИИ человеческого уровня?
Я отвечу, процитировав Орена Этциони, директора Института искусственного интеллекта Пола Аллена: “Дайте свою оценку, затем умножьте ее на два, на три, на четыре. Вот насколько”[371].
За вторым мнением можно обратиться к Андрею Карпатому, который, как мы знаем из предыдущей главы, написал в своем посте: “Мы еще очень, очень далеко”[372].
Я считаю так же.
Изначально словом
В середине 1940-х годов ЭВМ заменили “девушек” и тотчас превзошли их возможности: в отличие от людей машины рассчитывали “траекторию летящего снаряда быстрее, чем летел этот снаряд”[374]. Такой стала первая узкая задача, в которой преуспели компьютеры. Современные компьютеры – запрограммированные с использованием передовых алгоритмов – освоили множество других узких навыков, но пока не могут дотянуться до общего интеллекта.
В разное время знаменитые специалисты по ИИ прогнозировали, что общий ИИ появится через десять, пятнадцать, двадцать пять лет, а может, “через поколение”. Однако ни один из этих прогнозов не оправдался. Как я отметила в главе 3, срок заключенного между Рэем Курцвейлом и Митчеллом Капором “долгого пари” о том, сможет ли программа пройти тщательно подготовленный тест Тьюринга, истекает в 2029 году. Я ставлю на Капора и полностью соглашаюсь с его словами, процитированными в прологе: “Человеческий разум – удивительный, изощренный и не до конца изученный феномен. Угрозы воспроизвести его в ближайшее время нет”[375].