Знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент при поддержке команды исследователей под руководством Филипа Зимбардо был направлен на изучение того, как тюремная обстановка влияет на психику охранников и заключенных [38]. В подвале Стэнфордского университета была воссоздана реалистичная тюремная обстановка, а испытуемых разделили на заключенных и охранников.
Охранники стали невероятно жестокими, грубыми, агрессивными. Они оскорбляли заключенных и враждебно к ним относились. Заключенные начали (обоснованно) думать, что охранники – невменяемые садисты, поэтому подняли восстание и построили в своих камерах баррикады, которые охранники взяли штурмом и разобрали. Вскоре заключенные впали в депрессию, у них начались приступы рыданий и даже появилась сыпь на нервной почве[79].
Продолжительность эксперимента? Шесть дней. Планировалось, что он будет идти две недели, но его пришлось прервать раньше, потому что дело зашло слишком далеко. Важно помнить, что
Наш мозг вызывает у нас враждебность по отношению к тем, кто «угрожает» нашей группе, даже если все на самом деле вполне безобидно. Большинство из нас помнят это по школе. Кто-то невезучий нечаянно делает что-то выбивающееся из группового стандарта нормального поведения (например, делает необычную стрижку), подрывает тем самым однородность группы и подвергается за это наказанию (постоянным насмешкам).
Люди не просто хотят быть частью группы – они хотят занимать в ней высокое положение. Иерархия и социальные статусы распространены в природе. Даже у куриц есть иерархия – они борются за то, в каком порядке будут клевать корм, то есть буквально за «место у кормушки», а люди стремятся к повышению своего социального статуса точно так же, как самые зазнавшиеся курицы. Мозг способствует такому поведению, используя нижнюю часть теменной доли, дорсолатеральную и вентролатеральную коры, веретенообразную и язычковую извилины. За счет слаженной работы всех этих областей мы осознаем свое социальное положение, то есть не только принадлежность к какой-либо группе, но и свое место в ней.
Следовательно, любой, кто делает что-то, не вызывающее одобрения у группы, угрожает ее «целостности» и тем самым провоцирует других членов группы повысить свой статус за счет его несостоятельности. Вот откуда берутся насмешки и обзывательства.
Человеческий мозг настолько сложен, что «группа», к которой мы принадлежим, оказывается очень растяжимым понятием. Это может быть целая страна, что демонстрирует любой, размахивающий своим государственным флагом. Иногда люди считают себя «представителями» определенной расы, что, несомненно, очень легко, потому что расовая принадлежность человека определяется его физическими характеристиками.
Бывает и так, что люди, даже не принадлежа к какой-либо группе, могут быть удручающе жестокими по отношению к тем, кто этого не заслуживает. Бездомные и нищие, жертвы насилия, инвалиды и больные, отчаявшиеся беженцы, – вместо того чтобы предложить им помощь, в которой они так нуждаются, люди смешивают их с грязью. Это идет вразрез с элементарной логикой и любыми представлениями о человеческой совести. Так почему же это настолько распространено?
Наш мозг воспринимает мир с крайне эгоцентрической точки зрения. При малейшей возможности он пытается представить нас и себя в лучшем свете. Возможно, из-за этого нам сложно сочувствовать другим людям, потому что они – не мы, а мозг, принимая решения, берет в расчет в основном то, что случилось с нами. Было показано, что некоторые области мозга, в основном правая надкраевая извилина, распознают и «корректируют» этот эгоцентризм, благодаря чему мы способны к полноценному сочувствию.
Существуют также данные, что эти области повреждены. Еще один интересный эксперимент, проведенный Таней Сингер из института Макса Планка, показал, что у этого компенсаторного механизма есть и другие ограничения. Она разбивала испытуемых на пары и давала им потрогать разные на ощупь поверхности (им надо было прикоснуться к чему-то приятному либо к чему-то мерзкому) [39].
Оказалось, что если оба испытуемых переживают что-то неприятное, то каждому из них очень хорошо удается сочувствовать другому, распознавать его эмоции и интенсивность ощущения, которое он испытывает. Если же один испытывал приятное ощущение, а второй – неприятное, то тот, которому было приятно, серьезно недооценивал страдания другого. Таким образом, чем более привилегированна и комфортна чья-то жизнь, тем труднее ему оценить потребности и проблемы тех, кому живется хуже.