Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации

Он непременно описал бы, в каких хороших отношениях он был с императором Максимилианом и его преемниками Карлом V и Фердинандом, как он следовал за ними по Европе – в Кобленц, Нюрнберг, Гагенау, Гюнцбург, Брабант, Ратисбон, Швабах, силезский Аншпах – чаще всего верхом на коне, но иногда и на своих двоих («моя лошадь захромала, и я был вынужден идти пешком в поисках Фердинанда, которого в конце концов нашел в Праге») – и почти всегда умудрялся уговорить своего господина отменить тот или иной эдикт об изгнании, казнях и других бедствиях, угрожавших общине. «Я представился ему и с Божьей помощью был принят благосклонно» – типичный конец всех его историй.

Он мог бы с грустью вспомнить, как в 1532 голу в Ратисбоне он пытался отговорить прозелита и лжемессию Соломона Молхо отказаться от своего опасного намерения собрать еврейскую армию, чтобы помочь императору в войне с турками:

Как только я прослышал о его замысле, я написал ему, пытаясь его отговорить, опасаясь худшего. Я выехал из Ратисбона, чтобы император не мог обвинить меня в соучастии. Как только Молхо появился, его заковали в кандалы и отправили в Булонь, где он взошел на костер и благословил Святое Имя. Он многих удержал от греха. Да покоится душа его в Эдеме.

Единственная неудача Йоселя лежала у него на душе тяжким бременем – он не смог спасти свой родной город:

В тот же год был издан эдикт об изгнании евреев из Росхейма и имения Кайзерберг. Я посетил императора и добился, чтобы изгнание из имения Кайзерберг было аннулировано, но не получил того же для наших братьев из Росхейма. Мы получали отсрочку за отсрочкой, но все еще висит на волоске. Положимся на Бога, чтобы Он избавил нас от наших врагов…

Евреи еще жили в Росхейме, когда Йосель умер в 1554 году. Следов его могилы не сохранилось. Но он не забыт. Потому что он был свидетелем и даже участником событий, потрясших европейское христианство до самого основания, когда был брошен вызов католической церкви.

Реформация

Пройдя через центр Оксфорда на север вдоль старой дороги, которая теперь называется улицей Сент-Олдейт, на месте, где пересекаются Куин-стрит и Хай-стрит, вы подойдете к 22-метровой башне Карфакс, построенной в XI веке. Сама улица Сент-Олдейт ранее была известна как Фиш-стрит, а до этого – как Большая Еврейская, поскольку на ней располагалось то, что к XIII веку стало одним из самых процветающих и выдающихся еврейских поселений.

История Оксфордского университета и оксфордской еврейской общины тесно связаны, потому что некоторые из залов, вокруг которых был основан университет, – зал Моисея и Ломбардский зал, – были собственностью оксфордских евреев, а еврей Якоб продал два дома Уолтеру из Мертона, построившему на этом месте первый колледж с интернатом. Когда после столетия безжалостной экспроприации оксфордские евреи потеряли экономическое значение для короны и стали доставлять больше хлопот, чем стоили сами, Эдуард I изгнал их всех из королевства в День всех святых 1290 года, и все внушительные каменные здания вдоль Большой Еврейской улицы, включая синагогу, перешли во владение Баллиол-колледжа.

В течение предыдущего столетия в Оксфорде успешно творили несколько писателей-раввинов, например Йом-Тов и его сын Моше, известный англичанам как «магистр Моссеус»; вместе они написали несколько сочинений, цитировавшихся как авторитетные современниками и преемниками, а Моше создал труд о библейской древнееврейской пунктуации и кантилляции – типичный средневековый жанр («Даркей ха-никуд ве ха-негинот»). Другой живший в Оксфорде еврейский мыслитель Берехия Натронай ха-Накдан, известный как Бенедикт Пунктуатор (Benedictus le Puncteur), написал ряд этических сочинений и перевел на иврит несколько важных современных книг, например популярный в XII веке естественно-научный труд Аделарда Батского «Наитруднейшие проблемы естествознания» («Perdifficiles quaestiones naturales»), а также более известное собрание басен, отобранных из арабских источников и из Эзопа, называвшееся в Англии «Басни лисы» (на иврите «Мишлей шуалим») и выдержавшее 18 переизданий. «Эти басни известны всему роду человеческому и содержатся в книгах на всех языках, – писал Берехия в предисловии к книге, – но моя вера не такая, как у них».