Зато Мирон Мироныч был полон оптимизма. В пропагандистской работе он предпочитал крупные формы. Баптист давно сообразил, что ни программами, ни речами делу не поможешь, а избиратели проголосуют за того, чья фамилия чаще других будет мелькать у них перед глазами. И Мирон Мироныч делал все, чтоб мелькала именно его фамилия. В то время как монархист мусолил свои глупые прокламации, представитель религиозных общин, вооружившись щеткой и ведром белил, малевал грубые буквы. За каких-нибудь полчаса он успевал замарать два метра хорошей стены и изобразить на ней следующую надпись: "Голосуй за Коняку."
Дело было поставлено на широкую ногу. Депутатский мандат почти что лежал у него в кармане.
***
Со дня женитьбы Тамасгена минуло пять суток. Эфиоп не появлялся и не давал о себе знать. Не на шутку обеспокоенный такой беспечностью, Потап решил нанести ему визит.
Когда бригадир заглянул в семейное гнездышко, подмастерье занимался тем, что ссыпал из сахарницы в мешочек сахар. На стуле уже стояли набитые и завязанные кульки с солью, перцем и различными крупами.
Увидев гостя, Тамасген слабо улыбнулся. Выглядел он утомленным, но вполне счастливым.
— У тебя такой вид, будто ты медовый месяц выполнил за три дня, — проговорил Потап, почему-то раздосадованный счастьем друга.
Эфиоп неловко подался вперед, пытаясь загородить свои кулечки и мешочки. За время брачной жизни под носом у него проросли кривые, словно приклеенные, усики, и у чекиста возникло непреодолимое желание их оторвать. Гена был одет в потертые джинсы и домашний свитер с высоким воротничком и напоминал геолога.
— Как хорошо что ты зашель! — заволновался подмастерье.
— Конечно, хорошо, — сказал Потап снисходительно. — Собирайся, пойдем проветримся, а то ты скоро совсем зачахнешь у своего семейного очага. В который раз тебя спасаю. Что бы ты без меня делал?
— Даже не знаю, что и буду делать без тебя, — искренне посетовал Гена.
— Бедствовать, — принужденно зевнул бригадир, несколько польщенный его признанием. — Ну! Чего ты на меня уставился как рыба жареная? Бежим, пока твоя большая половина не пришла.
— Извини, но… мнэ некогда. Очень спешьу, — смущенно пояснил эфиоп и покосился в угол.