Только теперь чекист заметил, что в комнате молодоженов произошли существенные перемены: со стен исчезли коврики, открытки и календари, шкаф и полки опустели; на кровати, свернутый в клубок, лежал только голый полосатый матрац. Не было ни штор, ни подстилок, ни даже лампочки. Все это добро, связанное, упакованoe, уложенное в чемоданы, громоздилось в углу.
— Ты что, решил жену обчистить? — удивился Потап.
— Нэ-э, — мотнул головой подмастерье. — Она тут, обходыной лист подписывает.
— Обходной? Вы что, переезжаете?
— Переезжаем, — подтвердил Гена.
— На новые квартиры? Чудненько. Уж не к родителю ли твоему? А то учти — места там мало. Спать придется в коридоре.
— Потап, — молвил эфиоп, все больше стесняясь. — Потап, ми насовсэм переезжаем.
— И где же вы нашли себе пристанище?
— В Мюнхен, к тете поедем… Она меня зваль… Устроит меня в пивной бар… и Люду… Мне в Харьков уже визов пришель…
Наступила гнетущая тишина. Мамай долго и недоверчиво осматривал компаньона и наконец тихо спросил:
— Когда же… в путь?
— Сегодня. Ночним поезд.
— Ты что — дурак?! А сокровища! Остались считанные дни!
— Я нашель сокровища, — спокойно сказал Гена.
— Что?! — оторопел кладоискатель. — Где?
— Здэсь.
— Где — здесь? Где — здесь? — закричал Потап, принявшись трясти эфиопа. — В общаге? Ты нашел бюст Ленина? Без меня?!
— Это не Лэнин. Это Люда.
— Какая еще Люда?
На секунду Мамай остановился, быстро соображая. И уже в следующую секунду выражение испуга на его лице сменилось сарказмом. Почтительно склонив голову и пожав товарищу руку, он сказал:
— Примите заверения в моей безграничной зависти.
Уловив в его голосе ехидство, подмастерье насупился.
— Да, сокровища! — визгливо заявил он.
— Она-то? О да! Ты стал просто неприлично богатым человеком.
— Если би ты зналь!.. Если бы ты испыталь это счастие — быть с ней!..
— Можешь не объяснять. Скажу тебе как мужчина мужчине, подобное счастье я уже испытывал. И даже много раз. Но, как видишь, дохода мне это не принесло. Одни убытки. Хотя, конечно, дело стоящее. Никто не спорит. Но к чему такая спешка? Ты не хочешь взять к своему счастью небольшой довесок? В виде золотой болванки, а? Может, прихватишь в нагрузку?
— Мнэ ничего не надо, — потупившись, проговорил Гена. — Я нашель свое счастие в любви.
— И ты отказываешься от своей доли? — не поверил бригадир.
— Мнэ ничего не надо.