В один прекрасный день мы сидим на втором этаже братиславского кафе «Астория» и из фотографий вместе клеим обложки для этих книг. Фотомонтажи были в моде, а мы в этом плане были понятливыми учениками. Мы не хотели, чтобы Словакия отстала от современной графики, и с нашими обложками, которые тогда получались еще довольно дилетантскими, обе книжки вскоре вышли.
Уркс — долговязый, худощавый молодой человек с темными горящими глазами, голос у него глуховатый, ходит он неторопливо, как моряк. Говорит по-словацки и по-чешски. Каждое его слово осмысленно, он умеет громко смеяться, иногда отпускает язвительные шутки даже по адресу своих друзей. В Братиславе он остается недолго. Вскоре уезжает в Остраву, где находится главная редакция словацкой «Правды». До него там работали Клемент Готвальд и Лацо Новомеский. Уркс по происхождению чех, родом из Моравской Словакии, из Вельке-над-Величкой. Родился он в 1903 году в семье лесника. В 1918 году семья переселилась в Словакию, в Ружомберок. Это была резиденция Андрея Глинки, цитадель «людовой» партии, но там был мощно представлен и революционный рабочий класс, потому что в Ружомбероке и его окрестностях находилось много крупных заводов. В Ружомбероке Уркс закончил гимназию. Писать по-словацки или по-чешски для него не составляло труда.
С 1924 года, когда его имя впервые появляется в печати, вплоть до 1938 года Уркс пишет почти во все наши газеты и журналы: в «Правду худобы», «Руды вечерник», в «Гало-новины», в остравский «Делницкий денник», в «Творбу», в «Свет праце» и другие.
Его имя можно встретить под рецензиями на книги, критическими, культурно-политическими статьями и размышлениями, под резкими принципиальными заметками. Он с принципиальных позиций полемизирует, вступает в конфликт с немарксистскими мнениями, пишет философские статьи, обнаруживающие его высокую теоретическую образованность, увлекательные репортажи из Советского Союза, затрагивающие конкретные проблемы коллективизации советской деревни и замечательно рисующие образы колхозных крестьян, политические передовицы, защищающие линию партии, сражающиеся за единство трудового народа и мобилизующие его на защиту республики.
Эдуард Уркс был выдающейся фигурой нашего коммунистического движения. Честный, прямой, принципиальный человек с цельным характером. Партия доверяла ему ответственные посты и была уверена, что на него может полностью положиться. Как мудрому, опытному и бесстрашному лидеру она доверила ему в период оккупации нелегальное руководство. В этой должности в 1941 году он был арестован и в апреле 1942 года казнен в Маутхаузене. Его последнее письмо перед казнью кончается словами:
«До последней минуты с любовью буду вспоминать партию, которая воспитала меня так, чтобы даже в этот самый трудный час я был достоин звания члена партии».
Наряду с С. К. Нейманом, Зденеком Неедлы и Юлиусом Фучиком Эдуард Уркс был видным представителем культурного фронта в период между двумя мировыми войнами. Он помогал прокладывать путь нашей социалистической литературе и существенным образом содействовал развитию марксистской эстетики. Интересна его полемика с Бедржихом Вацлавеком по поводу книги «Поэзия на распутье», в которой он остро, но чутко и тактично опровергает некоторые мысли Вацлавека и противопоставляет механистическому пониманию литературного процесса тогдашними модными социологами, буржуазные философские корни которых он обнажает, принципиальную марксистско-ленинскую точку зрения. Отвергал Уркс и вульгарный взгляд на искусство — будто бы все созданное при капитализме должно быть отброшено. Он боролся против упрощения так называемой пролетарской литературы и при каждой возможности напоминал писателям, что в истинно новом искусстве наряду с новым содержанием всегда должна существовать и новая форма выражения.
Будучи глубоко образованным в марксистско-ленинской философии, он никогда не сбивался на путь чистого теоретика. Еще учась в гимназии в Ружомбероке, он часто посещал рабочих и беседовал с ними по важным политическим проблемам. Он никогда не верил в полезность чистой теории, считал, что одно лишь знание марксизма-ленинизма само по себе бесполезно, если оно одновременно не подкреплено революционной практикой. Поэтому мы знаем его не только как увлеченного, блестящего революционера-коммуниста, но и как политика-практика.