Читаем «Иду на красный свет!» полностью

«Мы полюбили фабрики и людей в синих блузах, эти люди нравились нам за излучаемые ими и присущие только им черты созидательности.

Мы не могли не полюбить этих людей-созидателей, от которых веяло неведомой и увлекательной новизной, и эта новизна открылась нам позже как примечательная черта будущего; мы тянулись к рабочим и открывали для себя источники их силы…»

Иржи Тауфер сохранил верность этим людям, они были и остаются главными героями его поэзии. Любовь поэта безраздельно принадлежит им — такая же непатетическая, простая и глубокая, как уважение и любовь к женщине, которыми дышит каждая его строка, и два лучших его стихотворения последних лет — «Кружевницы» и «Баллада о кузнеце» — свидетельство этого.

Истинная поэзия своими корнями уходит в родную почву, она питается соками земли детства поэта, где он впервые учился любить людей и жить их судьбами. Очарование образов детства многие поэты хранят в себе всю жизнь и возвращаются к ним в своих стихах спустя годы. Гак складывалось большинство стихотворений Волькера, поэма Незвала «Из родного края», другие его стихи. И поэзия Тауфера пронизана солнечными лучами родного Босковицкого края, раскинувшегося по берегам Свитавы и Свитавки, где «…за оградой пахнет тмин, петух, весь рыжий, в охре глины, под небом, что блестит, как цинк, вдруг подражает окарине».

Абстрактные стихи об абстрактных географических краях испокон века заполняют нивы поэзии, равно как и стихи мнимо глубокомысленные, вычурные и пустые. Экзальтированный субъективизм, ковыряющийся в своем болезненном «я», дешевая кинолюбовь, модный цинизм и «смелая» сексуальность вместо здоровой и естественной эротики — все это явления одного плана.

А для читателя важно — дышит ли поэзия истинным воздухом природы, умеет ли она приблизить к нему ее волшебные метаморфозы и заселена ли эта природа любящими ее людьми. Любовь Тауфера к природе, к родному краю, к чешской земле — это стихия, пронизывающая всю его поэзию, в том числе его гражданскую лирику. Стихи Тауфера нельзя строго разграничить на гражданские и лирические — они представляют собой единство сюжетно и драматически напряженных стихов, в которых мы видим истинную жизнь.

Поэт страстно влюблен в свою родину, и, любя ее как сын, он обращает свою любовь к другим странам и к людям, которые, как и на его родине, борются за счастье своей страны.

И когда поэт пишет: «Родная для меня земля — любая, где люди борются за счастье. И весь грядущий, полный счастья мир — все родина моя», — поэту веришь.

В его заявлении нет ничего общего с космополитизмом, это — интернационализм, с которым впервые мы встретились в поэзии Неймана и который пронизывает всю поэзию Тауфера.

У поэзии есть свои верные и преданные почитатели, для них она и создается. Но существуют педанты, которым поэзия не доставляет особого удовольствия, они занимаются ею лишь в силу своих обязанностей. Поэтов они не жалуют и нередко стараются доказать, что все поэты похожи друг на друга. Поэты схожи меж собой, как деревья, но и среди деревьев нет одинаковых. Дуб и ольха, липа и осина, платан и верба, береза и раскидистая яблоня — все это деревья, и все они разные.

Нет рецепта, предписывающего, как надлежит выглядеть поэту, какое у него должно быть лицо, какую ему носить одежду. Еще никто не исследовал, в каком детском возрасте складывается поэтический тип. И вместе с тем у поэтов, несомненно, существует родство душ, и многие десятки лет спустя мы находим общие корни их родословной, восходящей к К. Г. Махе, А. С. Пушкину, Я. Неруде, Я. Врхлицкому, У. Уитмену, А. Рембо и т. д.

Поэт, избравший поэзию своей судьбой, всегда неповторим. У каждого поэта своя биография, и она присутствует в любом его стихотворении. Истинный поэт живет рядом с тобой на нашей планете, переживает вместе с тобой все твои радости, борения, горечи, печали, движения сердца и разума, и его мир — это твой мир, его родина — твоя родина, его любовь — твоя любовь, и его ненависть — твоя ненависть. Истинный поэт — выразитель движения твоей души, он поет и от твоего имени и высказывает то, что у тебя на сердце, но чего ты не умеешь выразить.

Иржи Тауфер — один из этих поэтов. В его стихах отразилось наше время, наша эпоха, наши борения, наши страдания, наши надежды и наши победы.

Тауфер всегда во всеоружии и всегда на передовом боевом посту.

Высокие гражданские темы не заслоняют от него человеческие будни и повседневные поступки людей. Полным гнева антивоенным стихам сопутствуют проникнутые любовью строки о простых людях, тематически крупным полотнам — коротенькие стихи, сосредоточенные на отдельных фактах нашей жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная художественная публицистика и документальная проза

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика