Иду на вы!

Надвинув на глаза шеломы и прикрывшись круглыми щитами, пригнувшись в седлах к лошадиным гривам, опустив руки с саблями и копьями, сдерживая храпящих от возбуждения лошадей, выглядывая поверх их голов, надвигались вслед за ними печенеги и карабулгары.

И повстанцы дрогнули.

Без команды, почти одновременно, едва живой щит приблизился к заостренным кольям, первые ряды пали на колени и бросили на землю оружие. За ними пало на колени и все аланское войско.

И тут случилось неожиданное: конные отряды алан, всю ночь отбивавшиеся от дейлемитов и гурганцев в тылу своего войска, в горных проходах и на тесных улочках селений, наконец одолели нападающих и, переправившись через речку, стремительно ударили во фланг наступающих. И тогда те, по сигнальному звуку труб, топча и рубя идущих впереди женщин и детей, ринулись на стоящее на коленях аланской войско, но увязли в живом щите и среди заостренных кольев, дали аланам опомниться, подобрать свое оружие и с воплями броситься на врагов…

И началась сеча зла и жестока.

И падал на землю молодой алан, пораженный копьем, а рядом с ним захлебывался кровью печенег с разорванным горлом, и в последнем смертном усилии прижимала к груди холодеющими руками свое дитя молодая аланка.

И нападающие начали пятиться под яростным напором повстанцев. Даже молодые воины алан, впервые участвующие в сражении, не уступали ветеранам. Они проскальзывали под брюхо лошадей, кинжалами вспарывали им животы, затем добивали падающих всадников. И часто обезумевшие от боли лошади поворачивали назад, ломая ряды, вставали на дыбы, молотя передними копытами людей и лошадей. Все перепуталось, смешалось и медленно катилось вниз в густой пыли, с криками, воплями, хрипами, лязгом сабель и мечей.

– Они дерутся, как львы, мой господин! Они не думают о смерти! – воскликнул начальник правого крыла ибн Иегуда, князь иудейский, подскакав к шатру каганбека.

– Что же твои воины?

– За деньги так не дерутся, мой господин! Пора вводить гвардию!

– Рано, – мрачно бросил каганбек. – Медленно отходи назад, пусть бунтовщики обнажат свои фланги и хорошенько увязнут в нашем войске. Чем больше погибнет тех и других, тем меньше придется платить. Продержись еще немного.

Солнце не успело пройти по небосводу и десятой части положенного пути, как примчался в разодранном воеводском плаще ибн Манасия, начальник левого крыла.

– Еще немного, и мы побежим, мой господин! – вскричал он, соскочив с покрытого пеной коня. – Гвардию! Гвардию, мой господин, иначе будет поздно!

– Да, пожалуй, ты прав, – кивнул головой каганбек и поднял руку. Тотчас же к нему подъехал старший сын, Вениамин.

– Передай аль Машиду мое повеление: пусть выступает, – приказал каганбек.

Вениамин с места пустил коня в намет, за ним его свита. Он пересек лагерь и несколько минут скакал по ровной степи, пока не выскочил на гребень, за которым простиралась широкая лощина. Там, внизу, густо стояли, отделенные друг от друга небольшими промежутками, тысячные отряды хорезмийской гвардии, сияя доспехами и наконечниками копий.

– Смерть врагам каганбека! – вскричал Вениамин и показал рукой, сжимающей витую плеть, себе за спину.

И тотчас же пришли в движение сомкнутые тысячи, дрогнула земля и загудела под копытами коней; одна за другой выплескивались из лощины, как варево из кипящего казана, конные сотни, все убыстряя и убыстряя свой бег, на ходу выстраиваясь в широкую линию.

– Алла-ааа! – взлетел над полем битвы крик, вырвавшийся одновременно из тысяч глоток, похожий на рев несущегося по ущелью потока из камней и грязи.

– А-ааа! – с ужасом откликнулись холмы и горы.

Хорезмийцы ударили правым своим крылом в спину конным отрядам алан, атакующих с фланга, большая часть, загибая фронт, вымахала на холмы и, топча убитых и раненых, врезалась с тыла в ряды пеших воинов…

Началась рубка.

Глава 11

Солнце едва перевалило за полдень, а битва уже закончилась. К концу дня перед шатрами победителей стояла на коленях с обнаженными головами ничтожная часть оставшегося в живых войска алан. Князья аланских племен и старейшины стояли чуть впереди рядовых воинов. В стороне грудились десятка два священников и монахов в черных клобуках. Вокруг теснилась хорезмийская гвардия, гортанно переговариваясь, скалясь белозубыми улыбками.

Напротив белого шатра высокий помост, накрытый персидскими коврами. Сам каганбек Хазарский сидит посредине на золоченом стуле; волосы его распущены, поверх них золотой венец с драгоценными каменьями; лицо обрамлено аккуратно подстриженной бородкой, тонкая нить усов очерчивает надменно поджатые губы; взгляд черных глаз неподвижен, руки лежат на коленях, на пальцах вспыхивают разноцветными огнями многочисленные перстни.

За спиной каганбека рослая стража с обнаженными саблями, по бокам сыновья с золотыми венцами на головах, но поскромнее. Радостный рокот и гул разносятся окрест, издаваемые победившим войском.