Хорезмийцы замолкают при приближении урусов, смотрят подозрительно, но урусы идут так, будто тут и нет никого, будто они в лесу, только светлые их глаза зыркают по сторонам настороженно, пытаясь предугадать любую неожиданность. Вот русы обогнули крепостную стену и вышли на противоположную сторону ее к широко разлившейся реке. В кустах тальника их ожидает челн-долбленка, а в нем ее хозяин, сорокалетний хазарин в войлочной островерхой шапке, кожаных штанах и кафтане, с жиденькой бородкой и вислыми усами, узкими щелками глаз на плоском и широком лице, с длинной косой, лежащей на спине поверх кафтана.
Русы сели в челнок ближе к носу, хазарин на корму, взял в руки короткое весло и погнал утлое суденышко сильными гребками на другую сторону сперва через стремнину, затем по узким протокам среди прошлогоднего сухого камыша и едва распускающихся ив. Клокотала за кормой близкая вода, поднимались с воды, громко гогоча и шлепая по воде крыльями, дикие гуси и лебеди; стаи чирков стремительно срывались с места, пеня текучую воду, за ними гагары и кряквы, и воздух наполнялся гомоном и шумом, и двое русов следили за птичьими стаями, вертя головами, и, казалось, сами готовы были взлететь вслед за ними.
Наконец челнок уткнулся в берег, седоки выбрались из него, отсыпали хазарину горсть серебряных дирхемов, и тот долго смотрел вслед урусам щелками неподвижных глаз, пока эти странные люди не скрылись среди зарослей тальника.
А еще через какое-то время несколько всадников гнали своих коней по тропинке, то петляющей среди еще голых деревьев по левому берегу Итиля, то выбегающей на солнечный простор, где над пестрыми коврами цветущих тюльпанов и маков желтеют макушки спящих до поры до времени песчаных барханов, то ныряющей в камыши и пропадающей под полой водой, и кони их с испуганным храпом разбрызгивают воду, пугая кабаньи выводки.
Глава 15
Белая крепость величественна и тиха, будто там никто не живет. Разве что очень зоркий глаз различит с другого берега на его стенах среди зубцов черные фигурки стражи. За этими стенами стоят, на некотором расстоянии друг от друга, три белокаменных дворца: один кагана Хазарского со своей челядью и гаремом, лишенного всякой власти, но от имени которого правит каганбек, царь иудейский, другой дворец самого царя, третий – царицы с евнухами и служанками-рабынями. Все три дворца, сложенные из обожженного кирпича, представляют непреступные замки с узкими окнами, с высокими башнями с черными глазами бойниц. Вокруг них на некотором удалении в деревянных домах проживает иудейская верхушка – князья, книжники и законники, называющие себя хаберами. Внутри города разбиты сады и парки, пруды и цветники, любой находит отдохновение от трудов своих под шатром из виноградных лоз, любуясь ручными фазанами, черными и белыми лебедями, грациозными ланями.
Три раза в год кагана Хазарского выносят на носилках под шелковым балдахином из своего дворца. Каган восседает на золоченом стуле, носилки несут черные мускулистые рабы в набедренных повязках, ревут кураи, бьют барабаны, заливаются на разные голоса свирели. От безделья и сладкой жизни каган заплывает жиром, тучное тело его колышется в такт шагов носильщиков, узкие щелки глаз равнодушно смотрят по сторонам. За каганом следует пышная свита и охрана из хорезмийцев. Процессия пересекает по временному наплавному мосту протоку, разделяющую острова, и вступает в Хазаран. Торжественный поезд двигается по узким улочкам, народ падает ниц, глашатаи кричат славу кагану Хазарскому, кидают в согбенные спины пригоршни мелких монет. На городской площади, где высится главная мечеть и стоит самая большая синагога, поезд разворачивается и тем же путем возвращается назад… до следующего раза: народ видел своего владыку, народ может быть доволен. Наплавной мост разбирают, и кажется, что с его исчезновением жизнь в Белом городе погружается в волшебный сон.
В начале мая, когда расцветает степь, состоятельное население Итиля покидает провонявшие рыбой острова и подается в низовья правобережья, где у каждой семьи имеются дома, огороды и сады. Уходит в степь и гвардия, но не пустеют мазанки под стенами крепости: семьи остаются. Остаются в Хазаране ремесленники, мелкие торговцы, стража, судьи и палачи. Два раза в неделю на главной площади Хазарана секут кого-то кнутом, кому-то отрезают уши или язык, выкалывают глаза, отрубают пальцы или руки за мелкие провинности, побивают камнями, рубят головы, сажают на кол или распинают на кресте за провинности крупные. Весной купцы везут свои товары на Запад и на Север, осенью – в Персию, Закавказье, Византию, на Восток. Осенью же и весной кто-то возвращается с новыми товарами назад, приходят новые, город никогда не бывает пуст, разве что зимой и в разгар лета жизнь в нем несколько затихает.