Иду на вы…

И сказал некто голосом тихим и шелестящим про то, что уже было отмечено сердцем отшельника, и теперь он подумал, что это он сам сказал, хотя и влекомый чужой мыслью, у которой нет предела, ибо она от Божественного Неба, от его вселенской сути. Отсекшись от нее, она пришла к нему благодатная и повелела покинуть пещеру и пойти к тем, кто жаждал Истины, не подвластной ярму чужеземца. Он так и сделал, и всюду, в селищах и градках, куда ступала нога его, встречаем был как высокий гость, познавший язык сущего, с радостным нетерпением и со слезами надежды. И пришел Богомил в Невогород и сказал Святославу:

— Время подобно морскому ветру, коль поставишь под него парус, то и ощутишь благость земного мира и поклонишься ему и познаешь торжество вселенского духа. Пришло твое время, княже. Ты есть избранный Богами для высшей цели.

Не смутился молодой князь, как если бы только этого и ждал, сказал легко, не утруждаемо душевной смутой:

— Да исполнится по сему, отче!

И день и ночь шли дружины Святославовы: кто в конном строю, кто в лодьях по рекам, часто снимая их с темногрудых камней, облитых зеленью плесени. Они не удалялись друг от друга: тяжелы лодьи, груженные припасом, иной раз, чтоб управиться с ними, перетащить с одной лесной реки, вдруг обмелевшей и открывшей свою глубинную суть: лето в Щедрец зноем пышет, того и гляди, подожжет рамени, и тогда вспыхнут дерева от края до края, — на другую реку, еще не уронившую пенной волны, потребны были и воины, идущие в конном строю.

Тягостен путь, но ни в одном воине не погасла надежда, всяк понимал, пришло время скинуть ненавистное ярмо, это предсказано Богами и великомудрым волхвом, соединившим в себе земное и небесное начала. Нельзя упустить время, а не то потеряешь Русь на все грядущие леты. Про это и в малом селище, затерянном среди вековечных дерев, знали и с радостью встречали Святослава и старались угодить ему чем только могли, а нередко, усевшись в круг, под сосной ли, под березой ли, сказывали уставшим воинам про свое умение понимать в языке дерев и норовили обучить этому отрока ли со дружины, приставшего ли к ней изверга, крепкого телом и дерзкого в помыслах, не утратившего надежды стать полезным воинству и отметиться в сердце Святослава с тем, чтобы быть произведенну хотя бы в детские. А почему бы и нет? Вон приятель, тож отвергнутый отчим родом за провинности великие, уже зачислен в дружину, и теперь не сыщешь различия меж ним и заматерелым в служении Великому князю воином.

В изначале земли вятичей, в редких лесных остережьях, где сидели скрытно зорчие Удала, узнали, что близ градка вятичей едва ль не на полную седмицу рвут лесной дерн, вздымая резвые от сухолетья табунки пыли, конники атабека. Не скажешь сразу, сколько их, тысяч пять, должно быть, черный дым стелется за ними: то дым пожарищ, зависший над росскими осельями и городищами. А в урочище Мокоши — матери нечестивцы пожгли Божьи лики и порушили архонское капище, а премудрого волхва Чистоглаза бросили в костер.

Посмурнели в лице воины Святослава, воспылали гневом, заговорили про то, что надо бы теперь же ударить всею силой по нечестивому войску, да чтоб следа от него не осталось. Про то сказывал и князь Удал, горяча ходившего под ним вороного скакуна. Святослав, кажется, и сам того не желая, любовался воином, его золоченой справой, горделивой посадкой златокудрой головы, но молчал, раздумывая, наслышан был про хитроумие воевод Песаха, про их удачливость, догадывался, что атабек едва ль подставится под росские мечи, небось начнет кружить и петлять, заманивая супротивную сторону в глухие заболотья, где у него сидят в тайных схронах лучники из камских булгар. Об этом сказывали сарбазы хана гузского, перебежавшие к россам еще не прошлой седмице. С ними говорил конюшенный Великого князя, разумеющий в их языке, после чего пришел к Святославу и сказал, что сарбазам можно верить: обижены иудейского царя властью и готовы в любой момент восстать на нее.

И сказал Святослав, все еще не умея оторваться от разглядывания князя вятичей: уж больно приятен глазу этот воин, — и невольно улыбаясь в русые усы:

— Что ж, начнем!

Вспомнил: в преддверии выступления дружин из крепостных ворот Новогорода он собрал Совет старейшин от разных земель да гридей с отроками, говорил о времени выступления. И в те поры он ощущал в людях жесткое нетерпение, а еще и усталость от долгого ожидания. Тогда он тоже сказал, как и теперь:

— Что ж, начнем!

На том Совете порешили идти по первости в вятичи, а уж там укрепившись, перекинуть лодьи в быстроструйную Каму, чтобы, сплавившись по ней, достичь Великой реки, в тамошних родах прозываемой Воложей. А уж далее все исполнится по воле Богов.

— А они теперь с нами. Об этом еще на Пробуди провещали волхвы.