Еще любопытнее такая черта: кроме «белых» хазар, их слуг и наемной охраны, никто
не мог войти в каменные цитадели городов – по сведениям Баварского географа, их в Хазарии была целая сотня! – обновленного каганата. Могучие стены защищали дворцы и просторные сады. А снаружи лезли друг на дружку глинобитные сакли, теснились юрты и мазанки, опоясанные лишь земляным валом над неглубоким рвом – единственным заслоном в случае нападения врага. В крепость не впускали даже стражу! Хазария была, пожалуй, единственной страной, где патрули городской стражи обходили цитадельПодатные племена – двадцать пять народов, плативших дань кагану, – за людей не почитались в принципе. Ибн Фадлан пишет, что хазары все соседние народы считают своими рабами. Каган-бек Иосиф в письме Хасдаю ибн Шафруту еще откровеннее: народы-данники «как песок». Песком, пылью под ногами виделись хазарам окрестные племена.
Вот лишь один пример тому. Вождь вассального племени венгров, Арпад, по приказу кагана ушел в поход со всеми мужчинами племени. Заклятые враги венгров, печенеги, нагрянули в беззащитные кочевья и вырезали всех, кто там оставался, – стариков, женщин, детей. Вернувшийся из похода на пепелища Арпад со своими овдовевшими, осиротевшими воинами ушел из каганата и поселился аж на Дунае.
Так рассказывает эту историю наш старый знакомый, Константин Багрянородный. Но он оставил в ней множество темных мест. Почему кочевники-венгры не двинулись в поход вместе с семьями, как то было в обычае у кочевников? Почему Арпад оставил свой народ беззащитным, если вражда печенегов к венграм была столь свирепа? Знакомство с русскими летописями порождает новые вопросы. Дважды печенеги осаждали русские города – Киев и обязательно Белгород, – и оба раза осажденные вполне серьезно собирались отпереть ворота кочевникам. Значит, печенеги далеко не со всяким врагом обходились так беспощадно. Наконец, почему Арпад ушел из каганата?
В ХХ веке археологи обнаружили, что кочевья орды Арпада соседствовали с цепью хазарских крепостей… Вы еще не догадались, читатель? Арпад считал себя
«Я ничего не могу доказать, но я вижу – это гораздо важнее», – говорил патер Браун в «Сломанной шпаге». Вижу и я, хотя предпочел бы не видеть. Не видеть лиц мадьярок в тот миг, когда они поняли:
И не видеть пытливых, умных, больших карих глаз, пристально взирающих со стен. Ахающих и взвизгивающих женщин. Мужчин – горячие южные люди! – бьющих об руку, делающих ставки: сколько еще будет уворачиваться от кривых печенежских сабель вон та женщина; кто из печенежских лучников первым подстрелит прячущегося в овраг мальчонку; оторвется ли голова у старика, которого волокут за конем на аркане… Седобородых книжников, важно поучающих кудрявых смуглых учеников: помните, в Книге сказано: «язычники – лишь животные, принявшие человеческий облик»? Вот, смотрите: животные. Звери!
Что ж, может быть. Можно, наверно, назвать животным мадьярку, недавно униженно вывшую: «Детей, господин, хотя бы детей! Вот дочка, она будет хорошей рабыней!» – а потом с безрассудной яростью самки отстаивающей какие-то жалкие секунды жизни своим детенышам…
И можно, наверно, назвать зверем печенега, в угаре кровной вражды творившего над слугами кагана то, что наемники кагана делали во взятых городах и становьях.
Но какое слово мы найдем для этих – умных, веселых, спокойных хозяев каменных стен?!
Неизвестно, искал ли Арпад суда и справедливости у владык каганата. Или все понял уже там – над грудами обглоданных лисами-корсаками костей, небрежно сваленных в ров, чтоб не валялись на торговой дороге. Известно одно – пути каганата и его бывших вассалов больше не пересекались. Никогда. А потомок Арпада стал союзником нашего героя.