Читаем Иду на вы полностью

- Д-да… с легким колебанием отозвался Звенислав.

- Все запомнил, как надо делать? – заметив это, чуть строже уточнил у него Славко.

-Да! - уже уверенно ответил тот.

- Ну, тогда ступай с Богом! Иди…

Звенислав тихо встал. Подняв с земли мертвого Тиуна, он, крадучись, направился к сторожившему их Тупларю и сделал все, как научил его Славко. Половец, вскочил и молча заметался – не зная, кого ему больше бояться: этого оборотня или нового гнева хана. А, Звенислав, далеко огибая костер, быстро-быстро побежал к лесу, где половцы прятали своих коней. И исчез в темноте.

Славко, угадывая лишь чутьем, где он и что делает, проводил его полным надежды взглядом и тяжело вздохнул.

- Ну, вот я и один, – по давней привычке разговаривать с самим собой, прошептал он. - Чудной он, этот купеческий сын. Но все равно вдвоем с ним было веселей! А теперь впору хоть самому эту одолень-траву есть! Да только – где ее тут найти? Да и руки-ноги связаны... А впрочем, на родной земле – любая травинка, даже сухая – одолень-трава! И рот у меня, слава Богу, свободен, кляпом не заткнут… Ну, Господи, благослови!

Славко изо всех сил напрягся, повернулся на бок и ухватил губами первый попавшийся пучок травы...

В то же самое мгновенье из леса раздался крик Звенислава: «Мономах! Мономах!!», тут же подхваченный испуганными голосами половцев, стук чего-то тяжелого по деревьям и ржанье встревоженных коней…

Не сразу половцы сообразили, что к чему. А как только поняли, то побежали на доклад к поджидавшему их хану.

Один Тупларь оставался сидеть на месте, повторяя одно и то же:

- Опять оборотень! Человек-собака! Или собака-человек?..

- Эй, Глупарь! - окликнул его Славко.

- А? Что?! – словно ужаленный, испуганно повернулся к нему половец.

- Жить хочешь?

- Да! – кивнул тот.

- Тогда Белдузу обо всех этих оборотнях и о человеке собаке – тссс-ссс! А то, ей-ей, убьет ведь!

Тупларь, сообразив, что ему и, правда, выгоднее молчать, благодарно кивнул Славке и со всех ног бросился к своему хану.

А тот, оглядывая своих воинов, встревожено вопрошал:

- Где Мономах-х? Как Мономах-х?! Почему Мономах-х?! Что случилось?

- Да нет там никакого Мономаха! – успокаивающе заметил старый половец.

- А кто же тогда ес-сть? Что тут было?

- То слуга купеческого сына сбежал!

- Как с-сбежал? Кто дежурил?

- Я, хан, но это он меня заставил! – показывая пальцем на Узлюка, пролепетал насмерть перепуганный Тупларь.

- Ладно. Разберемс-ся! А почему не догнали?

- Так ведь ночь, хан - словно летучая мышь ускользнул! – со вздохом развел руками Куман.

- Тогда почему не убили? – не успокаивался Белдуз.

- Я три стрелы на него потратил, да, кажется, промахнулся… - виновато ответил Узлюк.

- Три с-стрелы?! – возмутился хан, кладя пальцы на рукоять сабли. - И что ты за воин? Кого не надо – убиваешь, в кого надо – не попадаешь! Сторожить в свою с-смену не хочешь… Не-ет, мне больше не нужен такой воин!

- Хан, я…

Пытаясь оправдаться, Узлюк принялся отталкивать тоже умолявшего о пощаде Тупларя, разве что на спину тому не залез… И тут Белдуз, со словами: «Ох-х, и надоели вы мне – оба!», неожиданно выхватив саблю, резким и сильным выпадом пронзил их обоих так, что острие показалось из спины глуповатого половца…

Вытащив рывком назад саблю, Белдуз старательно отер ее об одежду Узлюка и спросил:

- Понял теперь, как надо – двоих одним ударом?

- П-понял… - кивнул тот и рухнул на землю.

А охнувший Тупларь только успел прошептать:

- И я понял! Человек – собака…

И медленно сполз к ногам хана.

Белдуз, словно ни в чем не бывало, перешагнув через тела убитых, направился к костру и вдруг ахнул:

- А купеч-ческий сын… Златослав где? Тоже с-сбежал?

- Нет! Этот на месте остался! – успокаивающе заметил Куман. – Я уже проверил – лежит!

Хан торопливыми шажками проскрипел по снегу и склонился над приподнявшим голову Славкой:

- И, правда, лежиш-шь! А ведь тоже мог убежать! Значит, правду с-сказал! – не замечая, как горят ненавистью в темноте глаза отрока, радостно сказал он и с заботой поинтересовался: - Что это ты – уже траву от голода жуеш-шь? Эй, вы, - приказал он обступившим их воинам, - развяж-жите его и дайте поесть! Теперь он наш-ш! И в Степь! С-скорее - в С-степь! Пока Мономах-х, и правда, с-сюда не пож-жаловал!

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

«Иду на вы!»

  Глава первая

1

Всех объединила эта великая общая тайна…

А Мономах, тем временем, рассылал все новых и новых гонцов с приказами ковать оружие, готовить к скорому отплытию ладьи, собирать обозы. Едва не падая от усталости, он сам успевал следить за всем, вникая во всякую мелочь, которая могла обернуться большой бедой во время такого похода.

Словно волны от ветра на озере, далеко расходилось после тех приказов по всей Руси множество ратных дел.

В кузницах, отложив мирные работы по изготовлению плугов, борон и кос, и уж тем более, новых серпов, взялись за наконечники стрел и копий, боевые топоры и кольчуги.

Плотники день и ночь пропадали возле стругов, готовя поставить их на воду, как только сойдет с Днепра лед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза