Читаем Иду на вы полностью

Торговцы съестным, под наблюдением княжеских людей, отбирали лучшие продукты, чтобы войско, за время столь дальнего и долгого похода, не нуждалось ни в чем.

Особенно жарко было в Переяславле. Именно сюда стекались дружины со всех княжеств.

Вспомнив еще в Киеве про свою встречу с Сувором, Мономах без труда договорился со Святополком собрать крупный отряд из отборных пешцев, и по-новому, как настоящих ратников, вооружить большими щитами, обитыми железом, а также боевыми топорами и копьями…

И помчались тиуны во все веси в поисках крепких и сильных мужчин.

И вот что удивительно было им – здесь, повсюду, как будто уже ведали о цели их приезда. Не встречали их, как врагов, почти что, как половцев. А, впервые, даже наоборот, словно радовались им. И женщины не голосили, как всегда, провожая мужчин. А те, хоть и время было самое неподходящее для того, чтобы оставлять пашни, собирались в поход, не споря, не возмущаясь.

По привычке они прихватывали с собой рабочие топоры и вилы, но тиуны останавливали их, говоря:

- Ничего не надо с собой брать! Там все дадут!

- Что дадут-то?

- А все!

По двое, по трое, смерды, вливаясь в пригороды Переяславля, сколачивались в отряды, привлекавшие особое внимание Мономаха.

Заметив однажды в одном из них Сувора, князь кивнул ему, как давнему знакомому, и спросил:

- Сам пришел или привели!

- Привели! А если б и не привели, то сам бы пожаловал! Ведь на такое дело идем… - Мономах строго взглянул на смерда, но тот понимающе улыбнулся и громко сказал: - Корсунь брать!

Почти та же картина повторилась и в кузнице, где князь накоротке побеседовал с Онфимом и Милушиным мужем. На строгий вопрос Мономаха, успеют ли те в срок выполнить весь заказ, они сразу же поспешили успокоить князя:

- Все сделаем! Еще и нам останется! Вон для себя уже кое-что изготовили!

- Что, тоже с нами пойдете? – услышав такое от двух богатырей, потеплел голосом князь.

- Конечно, если возьмешь!

Мономах, со знанием дела, подержал в руках два меча, которые были намного тяжелей остальных, смерил взглядом увесистые наконечники копий, топоры и только головой покачал:

- Да, как же таких богатырей с собою не взять?

- Так ведь не на прогулку идем! – густым басом заметил могучий Милушин муж.

А Онфим, мало чем уступавший ему в росте и стати, с заговорщицкой улыбкой добавил:

- Вдруг корсунцы на лошадях вылазки из своего града делать будут! Враз на такие копья поднимем! И мечами потом посечем!

Странное дело – не только Сувор и Онфим с Милушиным мужем, - вся Русь, догадываясь чутьем, куда готовится идти объединенное русское войско, словно сговорившись, молчала о главном. Правда, никто, кроме князей и ближайших к ним людей, не знал точной правды. Но, в то же время, ее чувствовали все.

Русских людей как бы объединила эта великая общая тайна. Давно уже, со времен усобиц, пожалуй, не была такой единой вся Русь!

Конечно, не обходилось без споров и обычных, как бывает в таких случаях, догадкок. Но все это делалось тихо, украдкой, так, чтобы ни болтливая сорока, ни случайный порыв восточного ветра не унес в сторону Степи их слова…

Как жарко ни спорили, но, в конце концов, сходились на одном. Это Мономах уговорил Святополка пойти на Степь. Почему? Так всем известно, что переяславльский князь не любит завоевательных войн. А как иначе назвать ратный поход на Корсунь? Два раза только ходил он за пределы русских земель, и то по приказу своего дяди – Святослава Ярославича. Но одно дело старший Ярославич, и совсем другое - Святополк. Этот никак не мог приказать Мономаху пойти на Корсунь. Во-первых, потому что только числился великим князем. А, во-вторых, побоялся бы сталкиваться с градом, который являлся собственностью Византии. Это было куда опасней, чем выступить на Степь. Мало того, что сама Византия могла выступить за Корсунь, но еще и подняла бы за собой половцев.

Так что, как ни крути, а получается только одно – тсс-сс – Степь.

Были, правда, и такие, которые поверили военной хитрости Мономаха про Корсунь. И у них тоже была на то своя правда. Доказывали это желанием Святополка, который собрался поживиться за счет этого богатого города… Тем, что Великий князь хочет добыть себе чести…

С ними и не спорили. И пусть говорят! Может, лишний раз дойдет этот слух до половца. Беспечнее будет!

Поговорив, все снова принимались за работу.

Если писцы и гонцы с ног валились, то каково же было тогда кузнецам, кожемякам, оружейникам, плотникам! А воинам? Особенно пешцам, которых бывалые дружинники до седьмого пота учили владеть оружием – луком со стрелами, боевыми топорами, при этом главный упор делая на отражении копьями набега всадников… Да не абы как. А разом, с силой, по команде…

Сами же дружинники учились биться кривыми саблями, которыми в конном бою со степняками удобнее было действовать, чем обычным прямым русским мечом. Это тоже было новшество, которое, переняв у половцев, ввел в вооружение сначала своей переяславльской дружины, а теперь – и всей русской рати Мономах.

Так прошел месяц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза