Иду на вы

Но даже самые зоркие орлы не сразу бы увидели далеко ушедший вперед большой отряд с ростовскими и смоленскими воями, возглавлять который Мономах отправил своего сына – Ярополка Владимировича.

Прячась за холмами да по логам, этот отряд сначала осторожностью, затем хитростью и, наконец, мужеством уничтожил большую половецкую разведку хана Алтунопы, не дав никому из половцев уйти живым, чтобы предупредить своих о надвигающейся на них беде.

Днями русское воинство шло то походным строем, то, опять разворачиваясь в боевой порядок.

По ночам спали, не разводя огней, довольствуясь холодной ествой и питьем.

И все же половцы прознали о том, что на их земле появилась объединенная русская рать. Пришел час, когда разведка донесла о несметной силе половцев, которая движется навстречу.

Немедленно Мономах отдал новый приказ всем трем полкам построиться в полной готовности к бою.

Теперь в челе войска, вопреки давнему правилу, были поставлены не дружины главных князей, киевского, черниговского и переяславльского, а собранные со всех концов Руси - ремесленники и смерды. Те самые, на которых еще до начала похода возлагал свои тайные надежды Мономах.

Конные дружины в ожидании своего часа стояли на правом и левом крыле русской рати.

Наконец, словно туча, затмевая весь горизонт, появилось половецкое войско.

Дозорные не обманули. Половцам действительно не было числа. И особое отчаяние придавало им то, что они впервые бились на своей земле. Всего в одном конном переходе за ними были их вежи, с родными людьми, табунами, русским полоном и всем, награбленным и нажитым за десятилетия, добром, которое они давно уже считали законно своим…

По давнему своему обычаю, половецкие всадники, под стягами своих ханов, стали кружиться по полю. Все быстрее, быстрее… наводя страх на врага и подогревая себя, то растекаясь по всей степи, то сбиваясь в большие отряды.

Так снежный ком, падая с горы, набирает бег и увеличивается в размерах, грозя смести всё на своем пути…

Мономах неотрывно глядевший на них, перевел взгляд на готового хоть сейчас сорваться с места и ринуться в бой Ставра Гордятича. Затем на невозмутимого, как всегда, Ратибора. Чуть заметно приподнял брови: мол, все видишь?

Тот ответил молчаливым кивком.

Опытный взгляд воеводы сразу подметил, что нет в ослабевших от зимней бескормицы половецких лошадях былой свежести. Нет силы и легкости в их всегда крепких в конце лета и по осени ногах. И только вопрос времени – как быстро они устанут носить своих седоков по вязкой, непросохшей еще до конца степной земле.

Единственной надеждой половцев было смять, прорвать, прогнуть строй русских с первого же удара.

Именно для него, наращивая скорость, они так бешено кружились сейчас по полю.

Теперь уже Ратибор, показывая глазами на пешцев, так же молча, с некоторой тревогой, посмотрел на своего князя: выдюжат?

Тот положил пальцы на рукоять своего меча и добела сжал их: должны… должны выстоять!

А всадники, тем временем, перестали кружиться. Они собрались, наконец, в огромный темный ком, похожий на охватившую весь горизонт грозовую тучу, сверкающую изнутри грозными молниями сабель, и всей массой: людей, коней, доспехов, оружия - ринулись на пешцев…

4

Расчет Мономаха пойти в Степь ранней весной оказался верным.

Онфим стоял в первом ряду, плечом к плечу с одной стороны с мужем Милуши, а с другой – с Сувором. Тут были богатыри и из Смоленска, и из Ростова, и из Чернигова и других городов и весей…

Половецкие всадники быстро приближались.

Навстречу им, с удаляющимся свистом, хлынул обильный косой ливень темных стрел, выбивший из седел немало вражьих воинов.

То постарались дружинники с крыльев, да стоявшие позади пешцы.

Но и спереди тоже ударил смертоносный град.

Старые щиты вдребезги разнесло бы от не ведающих преград и пощады каленых стрел половцев. Но новые, нарочно обитые по приказу Мономаха железом, выдержали! Благодари, Милуша, князя, за такую заботу о своем муже! Онфим вместе с другими пешцами слышали только, как бессильно ударяются о выставленные ими перед собой большие щиты, жала смертоносных стрел…

А за стрелами, с дикими криками и устрашающим воем, навалились и сами половцы…

Их натиск был страшен.

Ржание коней, лязг металла, людские вопли смешались в сплошной оглушающий шум.

Словно ураган, ломающий вековые деревья, пыталась смять лес выставленных против них копий и повалить самих держащих их людей, половецкая конница.

Но пешцы стояли, не поддаваясь ни на шаг. И если кто из них падал, его место тут же занимал один, а то и два стоявших за ним воина.

- Держись, Онфим! – поднимая коня вместе со всадником на копье, натужно хрипел Сувор, успевший по дороге сдружиться с переяславльским кузнецом и даже померяться с ним на ладье силой.

- Держусь! – хэкал тот, тоже вздымая на воздух, тщетно силившегося дотянуться до него саблей, половца.

Не отставал от них и Милушин муж.

Не отставали и остальные…

Если где и продвигались половцы на несколько шагов, то следующие шеренги, на которые они натыкались, снова останавливали их и отбрасывали назад.