Идущая

Она снова усмехнулась одними губами и открыла глаза. Поднявшаяся луна, хотя и невидимая за крылом замка справа, не пожалела лучей на Великие горы, и далёкий хребет лежал фантасмагорическим месивом ярких брызг света и непроницаемо тёмных пятен. Мир был огромен, как бескрайнее небо, бесстыдно роскошествующее в живых россыпях звезд. По картам и по любым другим документам это её земля. От Сурового моря до границ Дазарана. На деле же ей принадлежала одна эта комната: пятнадцать шагов в длину, десять в ширину, — и мебель и книги в ней. Но и эта малость — зачем? Зачем ей десятки народов, принадлежащие императрице ол Тэно, когда она не властна над одной даже собой?… Реда, что означает "Кровавая", получившая давным-давно от родителей, которых никогда не помнила, единственное наследство: имя "Лэн", "Лэнрайна", что значит "Воздушная". Сколько она себя помнила, она ненавидела это имя, потому что тогда уже ненавидела всё и всех, не зная другого способа выжить. И прекрасно видела, насколько далека от нее, вечно голодной, ободранной, грязной и злой, чистенькая весёлая Лэн в лентах и кружевах. И потому охотно приняла от подчинившихся ей таких же нищих другое имя: Кхадера, зеленоглазая ведьма, — похожее на хриплый смешок и похожее на неё.

Сапома, Рысь, звали её только за глаза, хотя это имя она принимала тоже. Она не знала, не могла бы поручиться, что огромная кошка, приходившая иногда ещё к нищей девчонке, всегда была одна и та же. Разум говорил, что рыси столько не живут. Сердце не сомневалось, что эта будет жить, пока жива она сама. Но Сапома-кошка бродила сама по себе. Сапома-императрица могла только в ярости метаться по клетке.

Реда резко отвернулась от окна, прошла по комнате, подчиняясь рваному ритму безумной луны, сводящей с ума луны. Двадцать пять лет как умер старый император, двадцать пять лет как из ниоткуда появилась зеленоглазая ведьма, вынырнула из небытия столичных трущоб, назначив себе возрастом пятнадцать, потому что настоящего своего возраста она никогда не знала, а пятнадцать было возрастом совершеннолетия. Двадцать пять лет как она обменяла неприкаянность нищенки на звание императрицы. Разве выбор не был очевиден? Разве не к власти она стремилась все эти годы? И разве не её слово решает теперь судьбу огромной Империи, втрое расширившей границы — её трудами? Всё сделано верно, каждый шаг высчитан до мелочей, каждая возможность учтена, и риск оправдывал себя. И хватало сил и выдержки исправлять ошибки, менять планы даже в последнюю минуту, или стоять на своем, вырывать победу, скрипя зубами от злости и с головой, кружащейся от усталости — назло Вечным, судьбе и любой дряни, становившейся на пути. И в результате добиться своего.

Так почему же, разорви меня Таго, мне так паршиво?!

Реда вдруг поняла, что снова подошла к окну, описав с полдюжины нервных кругов по комнате. За окном лежал мир. Мир, который принадлежал нищей девчонке, никому не известной и слабой, измерявшей путь шагами — от одного случайного обеда до следующего. Императрица, Таги, любимица бога войны, измеряла пройденное годами — от одной победы до следующей. Уже тринадцать лет. Впереди — ещё больше, и ничего нового. И единственно, где она ещё чувствует, что мир вне замка — не выдумка, не гобелен на стене, а реальность, — это в походах. Когда, как и прежде, меряет путь шагами, и каждый шаг нужно отвоевать, а времени слишком мало, чтобы помнить об одиночестве. Бесплодности. Бессмысленности. Потому что ни одна проблема не приносит ничего, кроме новых проблем. Новые проблемы требуют новых решений, а решив одну, тут же получаешь ещё десяток.

Реда снова пустилась наматывать круги по комнате, но уже не так нервно, и кулаки разжались.

Лучше всего, если философствовать некогда. Когда дел настолько больше, чем времени, что на тоску его уже не остается. Когда императрице некогда быть человеком. Потому что социальный статус не подвержен тоске, апатии и мрачным предчувствиям, — это привилегия человека. Вот пусть люди ею и пользуются. Мне и без того скучать не придется. А стоит только на минуту расслабиться, и сколько сил впустую!

Никому не позволять пробиться сквозь маску. Никому не показывать свою слабость. Никого не подпускать ближе, чем необходимо. Никто не должен видеть в императрице человека, иначе… Да вспомнить того же Лиаро…