Идущая

Реда снова повернулась к бумагам. Запах дыма всё-таки раздражает. Разорви Таго это праздник! Раздражает не меньше, чем эта куча мусора на столе. Вот уж что она испепелила бы с особенным удовольствием! И поспать хоть немного… Нет, такого счастья в ближайшее время не светит. В бумагах придётся копаться до утра, завтра нужно будет разобраться с этим зангским шпионом — что-то Занга опять чересчур много себе позволяет! — и возиться придётся самой: слишком многое он может знать, многое, что совсем не предназначено для чужих ушей.

Это на полдня. Потом — бесплатный обед для всех желающих, потому как второй день Праздника изобилия, а значит придётся на радость горожанам несколько часов изображать во главе стола на балконе статую. С наступлением же темноты начнется праздник для высших сословий — уже в замке, — и нужно будет, разумеется, присутствовать. А значит, и завтра выспаться не удастся.

Она открыла один из ящиков стола и достала бутылочку с чернилами. Запасной чернильницы в комнате нет, но можно и без неё обойтись. Надо будет завести металлическую, небьющуюся.

Проклятый дым.

Реда встала и решительно подошла к окну. Словно в насмешку, ветер бросил дым ей прямо в лицо, но тут же мягко потерся о щёку сыроватой свежестью. Подоконник весь был густо обрызган лунным светом, свет растекался лужицами по подоконнику, по лёгшим на него ладоням. Реда скрипнула зубами и подняла глаза. Почти прямо напротив окна, на юге, высоко висела полная луна. Над зубцами западного отрога Великих гор, чётко-чётко вычертив на фоне неба тёмный контур хребта. Совершенно круглая полная луна, дикого зеленоватого цвета. Она улыбалась жуткой и почему-то манящей улыбкой и с мясом выдирала из груди сердце. Сердце от этой улыбки сначала судорожно сжалось, потом заметалось панически, силясь не то вырваться навстречу зеленоватому сияющему безумному магниту, не то забиться подальше, подальше, чтобы никогда, ни за что, ни в коем случае, помоги мне небо! Но небо было заодно с луной, оно нежно обнимало её тёмно-бархатными объятьями и каверзно подмигивало переполошившемуся человеческому существу, вцепившемуся в подоконник побелевшими пальцами, словно этот наивный жест мог уберечь от чего-то. Реда смотрела на луну с ненавистью, а её сердце, её упрямое, ненужное, но всё ещё живое почему-то сердце, улыбалось луне такой же безумной улыбкой и бесновалось, разрывая грудь: да, я здесь… я иду… я сейчас!..

Неожиданно дверь распахнулась, пропустив ярко разодетого молодого человека, вальяжного, самоуверенного и пьяного. Прежде чем он успел действительно войти настолько, чтобы оценить ситуацию, Реда отвернулась от окна, не меняя, впрочем, выражения лица. Просто свою ненависть она обратила на Карэтша, что было, впрочем, совсем не сложно. Каждый очередной любовник императрицы не делал никаких выводов из печальных историй своих предшественников и начинал зарываться ещё раньше, чем надоедал Реде. Сокращая свою жизнь, таким образом, ещё на пару месяцев. Этот до сих пор держался потому, что природа позаботилась наделить его смазливым личиком, голубыми глазами, вьющимися светлыми волосами и неплохим сложением. Он был настолько же глуп, насколько и самовлюблен, но императрица звала его не для интеллектуальных разговоров.

Реда обычно не злилась и, тем более, не выходила из себя, считая это ниже своего достоинства. Она просто работала, хладнокровно расчищая дорогу, избавляясь от ненужных и опасных факторов, спокойно и профессионально добывая информацию. Обычно ей не доставляло удовольствия убивать или пытать, как и не вызывало, правда, отвращения — даже если приходилось работать собственными руками. Ей было просто все равно. Обычно. Если бы Карэтш протрезвел хоть немного, он предпочел бы не будить лихо и смыться по-тихому. Но, основательно набравшись, он не заметил ничего.

— Я п-пришел… — сообщил Карэтш, с некоторым трудом подводя себя ближе и делая попытки обнять императрицу. Ей даже не пришлось отстраняться, потому что спьяну Карэтш промахнулся не меньше, чем на метр. — Я теб-бя сёдень-дня люблю… люлбл-блю сёдня как ник-када….

Реда сделала брезгливый жест левой рукой, и Карэтш беспомощно забрыкал ногами в воздухе, оторопело озираясь, но не трезвея. От него дико разило перегаром, но даже эта вонь не перебивала мерзкого запаха изо рта: у Карэтша были гнилые зубы, с последствиями чего он безуспешно боролся при помощи фантастического количества парфюма. Реда поморщилась. Карэтша вынесло и з комнаты, на что он отреагировал невнятно, но очень бурно.

— Отправьте это вниз. Пусть проспится, потом день на вразумление, потом отрубить голову. Без шума. А вы двое, — заметила она стражникам, — получите по десять палок, и чтобы больше никого, никогда и ни под каким предлогом не впускать ко мне без моего разрешения.

Карэтш, всё ещё ничего не понимающий, мешком свалился на пол, стражники поспешно склонились перед своей императрицей, но она их уже не видела. Реда захлопнула дверь, так что от позолоченного дерева отлетела щепка, сверкнув на полпути к ковру.