Реда развернула первое, что попалось под руку. Первый абзац ("О великая, блистательная…") она привычно пропустила, не читая. Второй ("Я, ничтожный раб, покорнейше осмелюсь донести до сведения…"), в котором пишущий увлеченно занимался самоуничижением, бегло просмотрела в поисках имени. Имя обнаружилось только в самом конце, в виде завихристой подписи. Реда позволила губам на миг скривиться. Её наместник в Илире спешил засвидетельствовать своё почтение и в самых витиеватых выражениях призывал к императрице все блага мира в связи с Осенним праздником изобилия. Самым внушительным — и единственно запоминающимся — в авторе сего послания было его имя: Цуи а-Паэ а-Шео а-Зи-Зы-Чжао.
Реда меланхолично протянула руку с пергаментом к одной их свеч, поймала огонек и оставила послание илирского наместника гореть над столом в подвешенном состоянии. Наблюдая за медленно съёживающимся листком, она лениво думала, что давно пора переложить разбор такого рода корреспонденции на многочисленные плечи многочисленных служащих дворцовой канцелярии. Работы и без этих шаблонных поздравлений не в пример больше, чем времени. Она устало откинулась на спинку кресла, покосилась на чёрный бархат покрывала справа, но тут же резко отвернулась. Некогда спать. Остаток пергамента мигнул напоследок огоньком и догорел. Реда прикрыла глаза, чуть коснулась век пальцами, и на том отдых завершила. Протянула руку и взяла следующую бумагу, лежавшую сверху.
На этот раз ей попался очередной — такие приходили раз в два-три дня — доклад начальника столичных наблюдателей — главы негласной тайной полиции, если выражаться яснее. Наблюдателей разного уровня было несколько тысяч, их сеть держалась на строжайшей дисциплине, беспрекословном подчинении и четкой иерархии. Ни один из них не знал больше двух-трех коллег, и ни один из них не знал, чем занят другой; только начальник наблюдателей имел доступ ко всей информации. Сегодняшний доклад был не от герцогини ол Кайле по прозвищу Кошка, возглавлявшей наблюдателей (она отбыла с поручением в Зангу), а от её заместителя, Таaгзы нок Грашту. Заместитель, в отличие от ол Кайле, не блистал способностями, но это в полной мере искупалось двумя важнейшими достоинствами: Таагза был безраздельно и бездумно предан и был он непроходимо туп. Кроме того, он отличался бульдожьей мёртвой хваткой, так что из рук наблюдателей ускользнуть не мог никто и никогда.
Читать о вольнодумцах и еретиках, осмелившихся дерзко покушаться на незыблемое и священное, давно стало занятием привычным и от того ещё более нудным. Из доклада в доклад менялись имена и некоторые детали, и только. Недовольных и правда хватало, но те, кто могли быть действительно опасны, обычно держались в тени, и на таких наблюдатели выходили не слишком часто. Те же, чьи имена мелькали в большинстве докладов, зачастую просто оказались не в то время и не в том месте. И всё-таки, во многом благодаря наблюдателям этот город, этот спящий вулкан, до сих пор не проснулся. Ненависть всех этих человечков, которая могла бы вылиться в восстание, распылялась на "врагов государства", на липовых шпионов и предателей, и святотатцев — на козлов отпущения, таких же тугодумов и никчемностей, как те, кому повезло чуть больше, чем им.
Реда выпрямилась, опершись о край стола. Она поняла, что ещё её раздражает. В комнате стоял сухой, горьковатый и немного сладкий запах дыма. Запах костров из опавших листьев, запах осени. Они всегда жгут костры на Осенний праздник изобилия. Радуются завершению ещё одного трудового года, радуются поводу порадоваться. И поводу на халяву выпить, разумеется. Сегодня, в первый день праздника, через весь город прошел пышный карнавал, оставив после себя кучи мусора на улицах. Только пару часов назад, далеко за полночь, гуляющие немного угомонились. Императрица, разумеется, тоже участвовала в торжествах — чисто номинально, как и в большинстве случаев. Проехала в открытой карете около тысячи шагов и вернулась в замок. Вся страна веселится, до последнего пьяного нашада.
Она слишком резко опустила правый кулак на стол и сбросила на пол подвернувшуюся чернильницу, которая тут же разлетелась чернильно-хрустальными брызгами, жалобно зазвенев на прощанье. Реда равнодушно окинула взглядом получившееся неопрятное месиво, а потом чуть заметным движением пальцев собрала чернила и осколки, ещё раз шевельнула пальцами — и мусор беззвучно исчез. Можно было бы обойтись и одним жестом: встряхнуть колокольчик, чтобы дальше действовали появившиеся слуги, но сейчас Реда и себя прогнала бы с глаз долой, если бы поняла вдруг, как это осуществить.