Идущий от солнца

– Замолчи! – вдруг резко сказал Иван. – Самое страшное, гарвардский профессор, – немного сдержанней продолжил Иван, с трудом опустив кулак, – этому преступному рыночному разрушению не может противостоять никакая религия, никакие информационно-лозунговые внушения, никакие законы, потому что они тоже попали в «райские» сети денежных метастаз. Поэтому космос сам стал вмешиваться в преступную деятельность земных людей. И, может быть, он ускорит их досрочную необыкновенную гибель.

– Глобальный катастрова! Вот что такой русский земля! – неожиданно громко почти выкрикнул Майкл, видимо найдя подходящее слово.

– Молодец, лысый черт! – с улыбкой подхватил Иван. – Ты умный, как Сократ или как Ломоносов. Только Ломоносов не воровал из космического источника разума. Он сам был источником его. А ты вор! Хорошо упакованный и очень хитрый вор. Говори, куда спрятал четверть?!

Майкл молчал.

Он растерянно смотрел на Ивана уставшими воспаленными глазами, но в них сейчас, в отличие от глаз спецназовца, не было ни капли злобы, недоверия. Побродив по болоту и что-то вероятно переосмыслив, он другими глазами смотрел на Ивана и теперь следил за каждым его движением, особенно когда тот говорил о связи разума с космосом, размахивая своими длинными руками, словно крыльями подстреленный альбатрос.

Иван чувствовал пристальное внимание иностранца, но значения этому не придавал.

– Ну что, Майкл, – с досадой сказал он после долгого молчания. – Ты пока созревай, а мы спецназовцем займемся. Вера, завяжи нашему комараду руки, а то он еще чего-нибудь утащит…

И удивительно, иностранец сам протянул руки и попросил завязать их как можно туже. А когда она решила остановить кровотечение на голове спецназовца, он вдруг радостно заулыбался и, вытаращив умиленные арийские глаза, замотал головой:

– Сфагнум, Веро, сфагнум. это хороший лекарство. тайга.

– Ну вот, еще один лекарь проклюнулся! – улыбнулся Иван. – Он прав, Вера. Сфагнум – это торфяной мох. Он хороший антисептик, а жидкости он впитывает в четыре раза больше, чем вата. Надо нарвать его.

– Ваня, не уходи. Мне страшно оставаться одной с этими бандитами. Десантник может проснуться. А этолог, по-моему, «ку-ку».

– А кто за дровами пойдет?

– Костер уже разгорелся. Дров пока хватит. Давай я схожу за дровами.

– Но я хотел косача или рябчика подстрелить для супа.

– Я и косача и рябчика подстрелю, и дров могу нарубить, если надо.

– Конечно надо. Одни сухари да медвежье сало в горле комом встанут. Возьми компас на всякий случай. – Иван протянул компас, но, оглядев сумрачные перелески, взял невесту за руку и прижал ее крохотный замерзший кулачок к щеке. – Нет, Верушка, я тебя не отпущу. К вечеру так сыро, промозгло стало. Тем более сейчас весна, и каждая тварь пару себе ищет. Давай сначала спецназовца до ума доведем.

По всей видимости, картечина, попавшая десантнику в лобовую кость, повредила только наружную сторону. Иван привычно вытащил картечину походными пассатижами так легко, что десантник даже не вздрогнул.

Со второй картечиной пришлось повозиться. Пацан бредил во сне, все время шевелил ртом и просил пить.

– Надо успеть прочистить обе раны, пока наш трюкач не проснулся, – торопился Иван. – Потом с ним замучаешься. Как ты считаешь, Майкл? – неожиданно обратился он к иностранцу.

– Моя опричник твоя… Моя теперь знает, что Ивана Грозный мудрый покровитель солнца. Десант надо чистить, давать водка, багульника, а потом. пуля ему в голова.

– Да ты, я вижу, не только в Гарварде учился – пулями все вопросы решаешь, – удивился Иван. – А от простуды что посоветуешь? У парня горло красное, как у рака вареного, и, по-моему, не от картечи.

– Ветка калина варить надо и пить у костра весь день. А самый лучший лекарства десанту… пуля Майер двенадцатый калибр твоего ружья.

– Слышишь, Вера?! Это он связанный такой умный, а если руки ему развязать?! Держись, Россия!

– Развяжи! Развяжи, Ивана. – Майкл неожиданно расхохотался и застучал своей широкой ладонью по темной лысине. – Моя тоже мудрый, очень опытный ученый. Моя великий комбинатор-коммерсант, умный, как Ленин. Вся Россия, весь народ любит Майкл Сорез и ждет от него.

– Бабло?!

– Перемен! – Он опять постучал ладонью по лысой голове. – Моя голова – дом советов.

– Вот как?! – удивился, а потом усмехнулся Иван.

– Мне с тобой, Ивана Грозный, сердечно говорить надо!

– А мы сейчас что делаем?

– Говорим. Только моя видит большой опасность!

– Какая опасность? Моли Бога, что живой остался! Твоя опасность уже позади.

– Неправда, Ивана. Моя опасность и твоя совсем рядом.

Иван насторожился, глянул на отблески солнца, скользящие по низким тучам, и прислушался к тишине леса.

– Наш общий опасность лежит рядом, – вдруг мрачно, шепотом сказал иностранец и покосился на десантника.

– Спецназовец, что ли?

– Правильно твоя понял. Он очень страшный русский дзюдо. Его надо… Бах! Бах! И прямо сейчас, или как по-русски сказать – мочить сатира.

– Не сатира, а в сортире, – поправил его Иван. – Так нас учил один из русских политиков.

– Ну, да. мочить в сартира. Потом поздно будет.