Идущий по звездам

— Мне интересно, что скажет Лэйкен, — вдруг произнес Филипп, переводя взгляд с Марка на нее. — Я бы не хотел в следующем году столкнуться с этим опять. Так как же мне следует разорвать ту цепь, о которой вы говорите?

— Очень просто, — сказала она, пожав плечами. — Нужно смертельно надоесть им.

Марк закатил глаза. Но его более сдержанный дядя, кашлянул и осторожно спросил: — Простите?

— Будьте абсолютно честными — во всем и до конца, — пояснила она. — Конечно, если вам нечего скрывать. Соберите все, что только сможете скрепить вместе. Квитанции, приходно-расходные книги, фотоснимки, сделанные во время командировок. Подробно и исчерпывающе объясняйте каждую мелочь. Растолкуйте им, почему именно приют для престарелых ветеранов авиации является излюбленным объектом вашей благотворительности.

— И вы, в самом деле, так поступали? — спросил он.

Она усмехнулась.

— Последний раз это было два года назад. Я собрала четыре коробки всяких документов, включая расписки, сделанные на обертке жевательной резинки, и письменные подтверждения каждого из тридцати семи клиентов нашей шашлычной.

Филипп весело рассмеялся.

— Мне это нравится. В самом деле. Честное слово, я попробую. Даже если это и не сработает, мне будет приятно сказать главному бухгалтеру, чего я от него хочу. — Он помолчал, улыбаясь и глядя на нее. — Моя милая, вы просто глоток чистой воды. Вы останетесь на ленч?

Она посмотрела на Марка, но его лицо, как всегда, было непроницаемо. Она не знала, о чем он думает, но едва ли это могло быть выражено словами: «Браво» или же «Молодец, Лэйкен».

— Вряд ли, — ответила она Филиппу. — Я зашла просто так — не думаю, что будет вежливо оставаться на ленч.

— Ерунда. Еды хватит на всех. Надо только сказать Бидди, чтобы она поставила еще одну тарелку. Правда, Марк?

За его вопросом последовала одна из тех многозначительных пауз, о которых она так часто читала.

— Почему бы вам не присоединиться к нам, мисс Мерфи? — спросил наконец Марк.

Лэйкен еще не приходилось получать приглашений, в которых было бы столько насмешки.

Филипп, казалось, не делал поправок на тон, которым что-либо говорилось. Он удовлетворенно улыбнулся и сказал своему племяннику:

— Зови ее просто Лэйкен. — А потом, обратившись к ней, объяснил: — Сегодня мы едим на веранде. Но мне бы так хотелось показать вам заднюю часть дома. Она полна садоводческих неожиданностей. Вы занимаетесь садом, моя дорогая?

Не глядя в насмешливые глаза Марка, Лэйкен ответила:

— Я пользуюсь газонокосилкой, а мои азалии достаточно хороши, чтобы вызвать презрение соседки.

— Азалии, — повторил он со вздохом. — Это что-то нежное и южное.

— Я из Техаса, но по какой-то причине это еще не считается югом. Не знаю уж почему, ведь если взглянуть на карту, то окажется, что южнее уже ничего нет. Однако вы натолкнетесь на непонимание, если не будете называть наш район юго-западом.

— Я это запомню, — сказал Филипп. Взяв Лэйкен под руку, он провел ее через холл, в просторную гостиную, лишенную какого-либо намека на ультрасовременный антураж. Напротив, комната была переполнена антиквариатом. Однако и здесь все было строго рассчитано, как и у Марка в офисе. Каждая вещь на своем месте.

Отсюда они через застекленные двери прошли на веранду.

До сих пор задний двор в представлении Лэйкен был квадратным пространством, занятым деревьями и цветочными клумбами, разбросанными здесь и там. Иногда добавлялись бассейны и беседки, а также углубления для приготовления шашлыка.

Но здесь все оказалось по-другому. Это вообще нельзя было назвать двором. Каменная веранда раскинулась над небольшим пространством, со всех сторон ограниченным стенами. А мощеные дорожки вились вокруг ухоженных группок растений.

Все было так же, как и в самом доме. Нигде ни одной сухой веточки или опавшего листика, ни одного цветочка, обронившего лепесток, ни одного стебелька, проросшего не там, где ему не следовало.

На другом конце веранды высокая женщина с прекрасно уложенными серебристыми волосами перекладывала фрукты в хрустальную вазу, стоявшую посреди небольшого столика, покрытого льняной скатертью.

Лэйкен безмолвно присвистнула. Ее единственная скатерть была ярко-красной и являлась на свет Божий только по случаю Рождества, в центре всегда ставилось четыре подсвечника, украшенных разными безделушками.

Приезжай в город, сельская мышка.

— Мириам, дорогая, — произнес Филипп, обращаясь к женщине с серебристыми волосами. — Я рад представить тебе Лэйкен Мерфи, подругу Марка. Лэйкен, это моя жена Мириам.

Лэйкен никогда никому не представляли, поэтому она почувствовала, что должна сделать реверанс или что-то в этом роде. Но она подавила в себе этот порыв и просто протянула руку, которую женщина пожала после заметной паузы.

Жену Филиппа, Мириам, трудно было назвать приятной женщиной. Плотно сжатые губы и строгие голубые глаза, казалось, специально предназначались для запугивания.

Пробормотав невнятное, но, по всей видимости, вежливое приветствие, она перевела взгляд на своего мужа, мгновенно задув радостный огонек в его глазах.