Йеллоуфейс

Все эти годы он меня в целом устраивал. Всегда ощущалось, что я для него не на первом плане, в частности потому, что не приношу особо денег, но он, по крайней мере, отвечает на все мои имэйлы в пределах недели и не лжет о моих гонорарах или состоянии авторских прав, о которых впору слагать ужастики. Конечно, есть ощущение неловкости, когда получаешь куцые, бездушные отписки вроде: «Джун привет — издатель твою книжку в пэпербэке не выпустит: нет уверенности, что она продолжит продаваться» или «Джун прт, аудиоверсия что-то никого не цепляет, так что пока тебя снимаем — просто будь в курсе». Конечно же, иногда я подумывала о том, чтобы оставить Бретта и возобновить поиски литагента, который бы давал мне большей уверенности как личности. Но остаться снова одной, без единого сторонника в отрасли… Нет, это свыше моих сил.

Думаю, Бретт тихо ждет, пока я сама от него отступлюсь. Эх, видеть бы его лицо, когда он раскрыл мою присланную бомбу в своем почтовом ящике.

Наконец он отвечает мне по имэйлу во вторник, где-то около полуночи. Вот коротко:

«Привет Джун.

Ух ты, в самом деле что-то особенное. Не виню тебя за то, что ты побросала все ради этого проекта. С твоей стилистикой немного расходится, но это может стать неплохой точкой роста. Не думаю, что для этой книги подходит Гаррет — надо бы раскидать ее шире. Я от себя этим займусь.

Редакторских предложений пока негусто — см. в аттаче.

Чииз, Бретт»

Правки Бретта легкие, щадящие. Помимо разовых вкраплений кое-где, они в основном сводятся к сглаживанию эпитетов (Афина местами позволяет себе некоторую цветастость слога), перемещению некоторых сцен флэшбэков, чтобы повествование было более линейным, и повторной акцентировке определенных тем в конце. Я усаживаюсь с баночным эспрессо и на протяжении семидесяти двух часов его уничтожаю.

Слова даются легко — правки подчас сравнимы с вырыванием зубов, но сейчас мне это нравится. Я получаю от писательства больше удовольствия, чем за все последние годы. Может, потому, что слова я правлю чужие, а потому не чувствую, когда гублю их взамен своих родных. Или потому, что материал настолько добротен, что я чувствую себя эдакой огранщицей драгоценных каменьев, шлифуя грубые участки, чтобы те засверкали.

После этого правку я отправляю обратно Бретту, и тот сначала шлет ее Гаррету, который технически обладает правом первого отказа. Гаррет пасует, как мы и рассчитывали (не думаю, что он потрудился хотя бы открыть файл). Затем Бретт немедленно рассылает роман полудюжине редакторов — все как один маститые, из крупных издательств. («Наш список охвата», — называет это он, как будто речь идет о каком-нибудь студенческом реферате. Раньше он, между прочим, ни одну из моих работ в «список охвата» не включал.) Ну а дальше остается только ждать.

Три недели спустя редактор HarperCollins выносит мою книгу на комиссию по приобретениям — собрание, на котором все «важные шишки» усаживаются за стол и решают, покупать книгу или нет. Днем они звонят Бретту с предложением суммы, от которой у меня отвисает челюсть. Я даже не представляла, что за книги могут платить столько. Следом подает голос Simon & Schuster, затем присоединяется Penguin, а за ним Amazon (по соображениям Бретта, никто в здравом уме с «амазонами» завязываться не будет; они здесь только затем, чтобы задирать цены), а потом какие-то небольшие, но престижные издательские дома, которые все еще как-то существуют в статусе «независимых». Мы выходим на аукцион. Суммы продолжают расти. Обсуждаются графики платежей, бонусы за выход, мировые права против прав в Северной Америке, права на аудио — все те вещи, о которых и речи не заходило при моей дебютной продаже. Наконец по итогам «Последний фронт» уходит Eden Press — независимому издательству средней руки, зато с портфелем престижных лауреатов и за сумму бoльшую, чем мне снилось заработать за всю свою жизнь.

Когда на меня с этими вестями выходит Бретт, я распластываюсь на полу и не встаю, пока потолок не перестает кружиться.

В Publishers Weekly о моем успехе выходит большущий, броский анонс. Бретт заговаривает о перспективе зарубежных изданий, правах на аудиокниги и фильмы, о смешанных правах масс-медиа; я даже не знаю, что все это означает, кроме того, что по трубопроводу начинают втекать все более нешуточные деньги.

Я звоню своей матери и сестре похвастаться, а они, хоть ничего не могут взять в толк, все равно рады, что у меня на ближайшие годы предвидится какой-никакой доход.

Я звоню в свой «Веритас» и сообщаю, что делаю им ручкой.

Друзья-приятели, с которыми я пару раз в год обмениваюсь имэйлами, шлют «Поздравления», которые, так и чувствуется, сочатся ядовитой завистью. С появлением новости на издательском сайте у меня появляется сразу несколько сотен новых подписчиков. Я устраиваю вечеринку с коллегами из «Веритас» и друзьями, которые не очень-то ко мне и расположены. Вся эта история с книгой им глубоко поровну, но после третьей это уже не имеет значения: главное, что мы пьем за меня.