Иеремиевы огни (СИ)

Но что-то будоражит кровь и память, и на последнем волевом усилии Аспитис заставляет себя отстраниться. Погрузиться опять в темноту, воспользовавшись новой волной, притворившись, что он побеждён — хотя кто — он, — Аспитис ещё не помнит и пока опасается вспоминать, так как обвившая его змея затаилась для решающего броска. Его нет, нет, его можно нести куда угодно, убаюкивать, а потом убить…

Из мрака вновь проступило лицо той самой девушки, только волосы её не пламя, а успокаивающий ранний рассвет — светло-оранжевые волны, бегущие по узким хрупким плечам. Она уже встала, почти развернулась, чтобы уйти, но Аспитис успел схватить её за руку. Пальцы сжались машинально, с неожиданной силой — ему-то казалось, что в нём её не осталось ни капли, — и он увидел, как резко обернувшаяся девушка — хорони в больничном халате поморщилась от боли.

— Ты врач? — хрипло спросил Аспитис, едва ворочая сухим языком и почти не слыша себя. Девушка торопливо села, вглядываясь в его лицо — глаза у неё были почти под цвет волос и очень тёплые.

— Медсестра, — ответила она, мягко улыбаясь. — Вам что-то нужно?

— Да, — Аспитис облизал губы, восстанавливая память — чувство было, будто он пытается тянуть вагон с углём. — Расскажи моему личному врачу, что со мной. Её зовут Роза. Она спасёт… — он осёкся, ощутив пронизывающий страх, и осторожно спросил: — Мой коллега… жив?

У Аспитиса не повернулся язык называть Рэкса по имени. Девушка закивала.

— Его поломало, как и вас. Но мы провели необходимые операции… Как связаться с вашим врачом?

— Я скажу номер. Только сделай всё… тайно, хорошо?

Он начал диктовать отпечатавшийся чуть ли не на подкорке номер личного сотового Розы Зориной, известный такому ограниченному числу людей, что их можно было пересчитать по пальцам. Даже сейчас Аспитис хотел уберечь её — в конце концов, пригласив её когда-то к себе, он обещал ей защиту. А ему не может быть так больно и плохо столь долгое время просто так.

— Я всё сделаю, — медсестра ободряюще коснулась его руки, отпустившей её запястье и упавшей на белую простыню. Следующая фраза уже показалась Аспитису шелестом. — Всё будет хорошо…

Его поглотило забытьё — пока пустое, лёгкое как перо, отдых для уставшего от непрекращающейся борьбы тела. На окраине сознания мелькнуло, что за помощью Аспитис обратился к тому же человеку, после действий которого ему совсем недавно стало ещё хуже, чем было, но думать об этом — принять это на веру было невозможно. Не могла девушка с такими добрыми глазами и мягкими руками желать ему зла.

Следующее бесконечное количество времени Аспитис жил исключительно на этом постулате, потому что в окутавшей его душной пустоте больше не за что было хвататься. Он даже не заметил, как вслед за этим убеждением вновь стали приходить воспоминания. У ранее всплывших утопленников вдруг обнажалась суть, ослепительным сиянием вырывалась на волю из клетки мёртвого тела, превращаясь в птицу с огромными крыльями — и ими же гнала, гнала тьму, объясняя Аспитису, почему он смог когда-то всё это пережить.

Например, ему вспомнилось, что на следующий день после нападения Эдриана он так и не дошёл до школы. Изувеченное тело подвело его на самом пустынном отрезке дороги между домом и зданием школы — и Аспитис повалился на траву, понимая, что не может не то что идти — дышать, потому что в горле стояла кровь. Доставлять брату радость своей кончиной от его руки не хотелось, но Аспитис был уже неспособен сопротивляться. Сквозь подступающее безразличие он увидел летящего к нему ангела, потом его как будто подхватили мягкие белые крылья, мелькнули внимательные и сочувственные ярко-голубые глаза — и вместо смерти Аспитис погрузился в сон.

Очнулся он почти что на больничной койке — рядом стояли, разглядывая его и улыбаясь, двое артау — мужчина и женщина. Вопреки ожиданиям, пахло вокруг не больницей, а чем-то травяным, успокоительным и уютным.

Они залатали его: вправили вывихнутые кости, склеили рёбра, зашили пробитые лёгкие, обработали заживляющим бальзамом синяки и гематомы и даже не представились. Только женщина заговорщицки подмигнула и сунула в руку какую-то распечатку, в которой вроде бы знакомые буквы складывались в совершенно незнакомые слова.

— Прибереги это до тех пор, пока не найдёшь хорошего врача, которому будешь доверять, — шепнула Аспитису женщина. — Ты особенный мальчик. Но всем подряд об этом знать не стоит.

Её лицо потом Аспитис увидел у Розы — но не вспомнил, потому что с концами похоронил свои воспоминания до появления Квазара, оставив лишь ведущие его по жизни чувства. А теперь вот вспомнил. Что же это — судьба?