Иероглиф «Любовь»

– Великий каллиграф, – сказал Ян с глубочайшим презрением. Он извлек из ножен меч и подошел к спящему монаху.

– Ты рехнулся, брат! – воскликнул Лу. – Опомнись!

– Я лишь разбужу этого выскочку, – успокоил Ян. Поднял меч... и очень удивился в следующий миг тому, что лежит на земле с нестерпимой болью во всем теле, а его меч взмыл в воздух и приземлился прямо в руку загадочного монаха, который уже не спал – стоял в боевой стойке и задумчиво переводил взгляд с поверженного Яна на опешившего Лу. Миг прошел, и Лу понял, что надо спасать положение.

– Почтеннейший монах! – воскликнул он, кланяясь. – Мой брат не хотел обидеть вас!

– Что угодно от меня вашему брату? – спросил монах хриплым неблагозвучным голосом. После чего по непонятной причине отбросил меч и прижал ладони к губам.

Ян поднялся и тоже поклонился.

– Достойный монах! – заговорил он, поневоле кривясь от боли в отбитой пояснице. – Меня зовут Ян Синь, а это мой младший брат Лу Синь. Мы каллиграфы из уезда Хандун. Позвольте узнать ваше благословенное имя.

– Я... – неуверенно начал монах. – Я ношу имя, данное мне при постриге. Называйте меня Цзы Юнь.

– Цзы Юнь?[23] – удивился Ян. – Такое имя не дается зря. Видно, вы, почтенный монах, несмотря на свой юный возраст, весьма искусны в каллиграфии?

– Мое недостоинство не позволяет мне говорить о том, что я хоть что-то умею в этой жизни, – сказал монах. – Прошу вас, скажите, чего ради вы побеспокоили меня, и ступайте с миром своей дорогой.

– О нет, уважаемый Цзы Юнь, вы не отделаетесь от нас так легко! – воскликнул Ян Синь. – Мы слыхали о вас чудесные вещи. Говорят, вы непревзойденный мастер каллиграфии, владеющий Высоким Стилем и секретами пяти Высших Иероглифов. Покажите же нам, смиренным, ваше искусство!

Монах печально (так показалось Лу, не отрывавшему взгляда от лица необычного юноши) поглядел на Яна.

– Зачем вам это нужно, господин?

– Я вызываю вас на соревнование в каллиграфии! – воскликнул Ян Синь вне себя от азарта. – Пусть небеса судят, кто из нас лучший мастер! И мой брат Лу...

– Нет-нет, – торопливо сказал Лу. – Я не приму участия в поединке.

Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.

– Признаешь поражение без борьбы, братец? – упрекнул он. – Не ожидал от тебя.

– Я сам от себя не ожидал, – пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.

– Поединок? – Глаза монаха блеснули. – Что ж, пусть будет поединок, если вам угодно, господин Ян Синь. Одна беда: я поиздержался, у меня нет с собой бумаги.

– У меня есть, я могу одолжить, – быстро предложил Лу. – И, если угодно, разотру вам тушь.

– Настоящий мастер и тушь растирает сам! оборвал брата Ян. – А насчет бумаги... Говорят, тот, кто искусен, напишет и на воде! Вот мой вызов, почтенный Цзы Юнь: напишите на поверхности этого пруда хотя бы один иероглиф! И не думайте, что я этого не умею!

– Я не сомневаюсь в ваших способностях, – ответил монах, неспешно растирая тушь. Наконец он обмакнул кисть в тушь и склонился над поверхностью пруда...

– – Нет, так дело не пойдет, – сказал вдруг монах. – Вы, господин Ян Синь, вызвали меня на этот поединок, вам первому и показывать свое мастерство!

Ян Синь рассмеялся:

– Мне говорили, что монахи трусливы, а я не верил! – Он достал из-за пояса коробку с кистями и готовой тушью, вынул свою лучшую кисть. – Гляди, монах!

И Ян Синь быстро написал на поверхности пруда иероглифы «резвящийся карп». О чудо! Иероглифы не расплывались, держались, будто были написаны на бумаге!

– Что скажешь, бритоголовый? – самодовольно бросил Ян Синь.

Монах усмехнулся:

– Написано мастерски. Только в иероглифе «карп» вы забыли вторую нижнюю полосу. Оставили рыбку без плавников, – и монах взмахом кисти исправил ошибку. Тут же иероглиф, написанный Яном, превратился в живого зеркального карпа, который резво взмахнул хвостом и ушел на глубину.

Ян Синь ничем не выдал своего удивления. А монах продолжал:

– Я люблю лотосы, но сейчас им не время цвести. А так хотелось бы!

С этими словами монах вывел кистью на воде строчку из стихотворения «Лотосы расцвели – будто с неба упали звезды».

Ян Синь не мог не отметить, что иероглифы монаха куда совершеннее его собственных. А потом написанная строчка превратилась в десятки лотосов, распускающихся прямо на глазах и наполняющих все вокруг дивным ароматом.

– Превосходно! – прошептал Лу. – Это настоящее чудо.

Ян тоже был изумлен, но промолчал. Едкая зависть, недостойная благородного мужчины, наполнила его сердце.

– Что вода! – меж тем сказал монах. – Писать на ней так же просто, как и на бумаге. Небеса – вот где надо чертить иероглифы.

Монах взял в каждую руку по кисти, подбросил их в небо. Кисти взлетели и начертали на облаках иероглиф «феникс». Кисти упали, а иероглиф светился золотом, не исчезал.

– Ох, как стыдно, – сказал монах. Голос его стал, кстати, куда мелодичней. – Я забыл точку над иероглифом...

Он снова подбросил кисть, та поставила нужную точку, и иероглиф превратился в огнеперого прекрасного феникса. Феникс захлопал широкими крыльями и рванулся в вышину...

Монах повернулся к Яну: