Иероглиф зла

Но, судя по количеству людей, рассредоточившихся по поляне, мое мнение никто из присутствующих не разделял. Среди гостей фестиваля я увидела не только молодежь, но и людей постарше, некоторые приехали с маленькими детьми. Видимо, родители решили приучать своих отпрысков к походам смолоду. Все-таки интересно, что такого увлекательного народ находит на подобных сборищах…

Словно в ответ на мой вопрос, Гена, молодой парень в образе Мальвины из «Золотого ключика», с виноватым видом протянул Кузьмину несколько цветных листовок с программой фестиваля. Я с интересом заглянула в расписание. В пятницу, то есть сегодня, в девять вечера планировалось торжественное открытие фестиваля, после которого значилась дискотека аж до четырех утра. Открытию предшествовала какая-то женская практика, именующаяся «гимнастикой для женщин», которая проходила с половины восьмого вечера до половины девятого, и танец «Мандала». В субботу расписание оказалось очень насыщенным: с восьми утра желающие могли вволю позаниматься хатха-йогой, после следовала утренняя медитация и практика «кундалини-йоги». «Японский квартал» начинал свою работу с десяти утра до позднего вечера. Жанна не стала писать точное время наших мастер-классов – просто перечислила мероприятия вроде «Каллиграфии», «Живописи суми-э», «Оригами». Отдельно стояли чайная церемония в шесть вечера и практикум по японскому языку, время которого уточнялось. Однако никакой информации про наш спектакль я не нашла. В листовке говорилось, что с десяти утра до шести вечера также действует площадка страйкбольного клуба (насколько я знала, это стрельба из автомата маленькими белыми шариками) и проходит мастер-класс по сражению на мечах. Отдельным блоком стояли мастер-классы по рукоделию – ткачеству, валянию войлочной игрушки, созданию авторской куклы. В принципе, ничего удивительного, что наш спектакль в субботу не поставили – попросту его некуда воткнуть ввиду столь плотного расписания. Зато в воскресенье после утренних практик йоги и восточных танцев значилась «Постановка от «Японского квартала», которая предшествовала закрытию фестиваля.

– Мы же собирались проводить сценку в субботу? – спросила я сэнсэя. – Или что-то поменялось?

– Как видите, да, – хмуро кивнул сэнсэй. Видимо, его новое расписание не устраивало. – Я просил Жанну сделать все наши мероприятия во второй день фестиваля, потому что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства и кому-то из нас, а возможно даже мне, потребуется уехать раньше. Но теперь мы точно остаемся до воскресенья, вряд ли Жанна согласится менять программу.

Это обстоятельство показалось мне странным. Ведь сэнсэй, как я понимала, человек очень ответственный, и уверена, что он договаривался с организатором фестиваля заранее, а не сообщил ей о своих мастер-классах накануне мероприятия. На месте Жанны я бы в первую очередь составила программу, удобную для тех, кто заявляется первым, а не корректировала бы ее таким непорядочным образом. Надо во что бы то ни стало поговорить с женщиной и узнать, почему она так поменяла расписание. Думаю, за этим скрывается что-то, способное подвести меня к разгадке таинственных угроз сэнсэю…

Часы мобильного телефона показывали без четверти восемь, когда у Кузьмина затрезвонила мелодия звонка. Сэнсэй отрывисто произнес несколько фраз по-японски, убрал телефон в карман и повернулся ко мне.

– Женя-сан, пойдемте встречать гостей из Японии! Звонила Наоко-сан, они уже сели в катер!

Мы помчались к берегу реки и успели как раз вовремя – тот самый лодочник, который перевозил нас с вещами, причалил к берегу, и мы увидели радостно машущих нам японских студентов. Я поразилась их эмоциональности – казалось, что они в полном восторге абсолютно от всего – и от катера, и от реки, и от темного неба, и от предстоящего фестиваля. Вроде уже взрослые молодые люди, а радуются, как пятилетние дети! Пять человек производили столько шума своими изумленно-радостными возгласами, сколько не было от всех гостей фестиваля.

Несмотря на то что лодочник поставил катер вплотную к берегу, все японские студенты живо сняли обувь и, проигнорировав трап, с плеском прыгнули в воду. Наоко и Марико тут же стали брызгаться друг в друга, при этом смеясь и что-то восклицая на японском языке. Парни от них не отставали, один из них – то ли Акио-кун, то ли Хадзимэ-кун – едва не споткнулся и не упал в воду, что сопровождалось бурным всплеском веселья. Лодочник смотрел на честную компанию как на сумасшедших, сбежавших из психбольницы. Наконец веселые студенты вспомнили про свои рюкзаки, взяли сумки и вышли на берег.