Иероглиф

Максим оказался на самом краю теперь уже не пустой воронки, отделенный от нее невысоким барьерчиком — все что осталось от былого величия пирамиды, и с этого барьера к нему под ноги, оседлав бурный грязевой ручеек местного масштаба, подплыли очки с маленькими черными круглыми стеклами, облепленные обрывками бумаги и клочками чьей-то шерсти. Оправа звякнула о железную окантовку подошв ботинок, обратив внимание Максима, и он наклонился, подобрал свои очки и стал озираться в поисках лужи с более-менее чистой водой. Таких луж не оказалось — все естественные и искусственные углубления были заполнены испражнениями минувшей катастрофы — мешаниной бумаги и теперь уже непонятно чьих останков, поэтому Максим не решился искупать в них столь ценный предмет собственного одеяния. Он подошел к самому краю воронки, теперь уже почти до краев заваленной мусором, скрывшим идеальность ее линий и красоту геологических разрезов, превратив ее просто в котлован для свалки, могущий стать новым пристанищем для крыс и людей, которым было, в общем-то, все равно где жить — на вершине или в яме, лишь бы кругом была уютная, податливая, мягкая бумага., в которой бы снова прорыли ходы, да присутствие друг друга, как основного вида пропитания — люди пожирали крыс, а крысы — людей. Мимо него уже прошмыгнула в яму парочка серых теней, одна из которых прихрамывала, а другая с трудом волочила раздувшийся от нерожденных еще крысят живот. С других мест туда же слезали робкие силуэты людей, боязливо посматривающие на возвышающуюся фигуру сокрушители их мира и что-то шипя под нос себе и своим спутникам, видимо, подсказывая куда ставить ногу. Однако это было напрасным делом — Максим явственно слышал в глубине ямы нарастающий рев воды, видимо, прорвавшейся наконец-то из подземных источников не без помощи обрушившейся горы. После землетрясения наступал потоп. Сунувшиеся туда крысы стали снова выбираться на сушу прямо под ноги Максиму, но вывихнутая лапа одной и живот другой не давали им это сделать, и они с тихим визгом носились под обрывчиком, периодически делая попытки запрыгнуть наверх. Залезшие туда же люди, которые, не теряя времени даром, стали споро, словно гигантские кроты, копать бумажную массу, чтобы быстрее скрыться от враждебного мира с дерущим глаза светом в уютном чреве отбросов, тоже почуяли неладное, стали беспокойно прикладывать уши к стенкам воронки, обмениваться какими-то отрывочными фразами, как крысы, бегать вдоль обрыва, из которого, в отличие от тех же крыс, им не составляло никакого труда выбраться, а потом стали снова с удвоенной энергией копать норы. Когда пришла вода, они почти уже закопались внутрь, наружу еще торчали голые грязные ступни с нервно шевелящимися пальцами, но никто так и не сделал попытки спастись — вода тихо сомкнулась над ними, как и над крысами, до последнего момента борющимися за свою жизнь, но даже стойка на задних лапах им не помогла, и жадно тянущиеся к воздуху усатые, трясущиеся морды скрылись под грязноватой пеной.