Иерусалимские дневники (сборник)

меж нас не меньше дураков,

чем было в юности когда-то.

* * *

Увы, но дряхлой жизни антураж —

печальная в судьбе моей страница:

едва лишь пошевелится кураж —

сей миг заболевает поясница.

* * *

Легки слова, наивна гамма —

доступен каждому стишок,

и сложных мыслей нет ни грамма,

и сам я прост, как пастушок.

* * *

Дано колеблемой струне

будить во мне такое эхо,

как будто снова я в стране,

откуда с горечью уехал.

* * *

Господь, создатель мироздания,

всё знал и делал навсегда,

не знал Он только сострадания,

и в этом – главная беда.

* * *

Хотя благополучны мы и счастливы,

хотя царит покой в надёжных стенах,

евреи несгибаемо опасливы —

история не дремлет в наших генах.

* * *

Под небесными общими сводами,

с общим фартом и общей бедой,

все евреи со всеми народами

неслиянны, как масло с водой.

* * *

Вслед за мудрецами и пророками

признано раввинами учёными,

что мы Богу служим и пороками,

и крутыми помыслами чёрными.

* * *

Все, кто мёрз на житейском ветру

и пришёл к пустоте в результате,

утешались похоже: умру —

и спохватится мир об утрате.

* * *

Нет покоя душе, и не надо,

вперемежку являются пусть

и тревога, и гнев, и досада,

боль и жалость, обида и грусть.

* * *

Я много прочитал мудрёных книг.

Что попусту – нисколько не грущу.

А в истину, должно быть, не проник,

поскольку я не знал, чего ищу.

* * *

Мне чудится в игре и смысле слов,

построенных с усердием и точно,

попытка укрепления основ,

которые Творец создал непрочно.

* * *

Люблю отъезды, возвращения,

дорогу, встречи, расставания —

за лёгкий дух перемещения

по плоскости существования.

* * *

Я часто поступаю опрометчиво

по прихоти упрямства своего,

однако же терять поскольку нечего,

то я и не теряю ничего.

* * *

Я веские имею основания

считать себя художником, пока

раскрашиваю ткань существования

руладами шального языка.

* * *

Танцуя свой по жизни лёгкий танец,

таскаю всюду образ мой привычный:

везде я чужеземный иностранец,

везде я мелкий фраер заграничный.

* * *

Весна подвела и с теплом запоздала,

куражатся тучи, дождём облегчаясь,

и ветер холодный свистит разудало,

и мысли весенние чахнут, отчаясь.

* * *

Реальность, нами обозримая,

и ухом ловится, и взглядом,

но нечто зыбкое и мнимое

всегда клубится в нас и рядом.

* * *

Я верю в успешность потуг

спастись от наплывов тоски

и в то, что чугунный утюг

зелёные пустит ростки.

* * *

Сирые, скорбящие, убогие,

люди из породы горемычных, —

если к ним прислушаться, то многие

сильно пострашнее нас, обычных.

* * *

Я думаю о нынешней поре,

надеясь в послезавтра заглянуть.

Растерянное время на дворе

колеблется, куда ему свернуть.

* * *

Даже и звонят уже мне редко,

в памяти слоятся пустыри,

и всё глуше делается клетка,

запертая мною изнутри.

* * *

Она была свежа, как роза в вазе,

и я б над ней жужжал от умиления,

когда б не ощущалось в каждой фразе,

что ей чужда идея опыления.

* * *

Вовлекаясь во множество дел,

не мечись, как по джунглям – ботаник,

не горюй, что не всюду успел, —

может, ты опоздал на «Титаник».

* * *

В идейной войне многолиственной

актёрствуют все исполнители,

а в ходе трагедии истинной

на смерть обрекаются зрители.

* * *

Покойник был немыслимо учён,

но случай – как разбойники в ночи,

а бедный академик не учёл,

что с крыши могут падать кирпичи.

* * *

Охранные лечебные мытарства

приемлю я, не дрогнув даже бровью,

подобное количество лекарства

доступно лишь могучему здоровью.

* * *

Не потому, что бескорыстен,

а потакая вкусам личным,

я в толчее полезных истин

влекусь обычно к непрактичным.

* * *

Вот я в зеркале себя лицезрею —

в жизни много мы уже понимаем,

и приятно пожилому еврею,

что ещё он сам собой узнаваем.

* * *

Несбыточное и недостижимое

везде на протяжении веков

существенней душе, чем содержимое

беременных деньгами кошельков.

* * *

Блажен, кто зябнет в ожидании,

что грянет некий звук торжественный

и в нашем тусклом мироздании

распространится свет божественный.

* * *

Я давно уже не пью с кем ни попадя,

с кем попало не делю винегрет —

чтобы не было на памяти копоти

и душе не наносился бы вред.

* * *

Вот липнет женщина ко мне,

в её объятья путь не долог,

а что у бабы на уме —

не знает даже гинеколог.

* * *

Мне кажется, что в силу долголетия,

исправно и стремительно текущего,

теперь уже нисколько не в ответе я

за шалости сезона предыдущего.

* * *

Дурея на заслуженном покое,

я тягостной печалью удручён:

о людях я вдруг думаю такое,

что лучше бы не думал ни о чём.

* * *

Состарясь, угрюмо смотрю сквозь очки,

шепча себе: цыц, не пыхти;

но если и вправду мы Божьи смычки,

то Бог – музыкант не ахти.

* * *

Воды во мне и воздуха – в достатке,

огня Творец добавил в день рождения,

а почвы – недоложено, и шатки

от этого мораль и убеждения.

* * *

Я не бормочу с утра молитвы,

знаю, что проигран будет бой,

ибо снаряжаюсь я для битвы

с опытным бойцом – самим собой.

* * *

Скажу я нечто очень откровенное,

интимное, постыдное, сердечное:

мне всё земное, бренное и тленное

милее, чем высокое и вечное.

* * *

Отпылал мой роскошный костёр,

всё болит по ночам и утрам.

Я когда-то любил медсестёр,

а теперь я хожу к докторам.

* * *

Действуя на души и сердца,

чувствам и уму чиня помехи,

дьявол – тень и копия Творца,

и отсюда все его успехи.

* * *

Благословен, конечно, труд —

как без него, необходимого?

Но люди очень рано мрут