Иерусалимский вокзал

Мои глаза – как волдыри

От пламени Синая.

Не нам о павших говорить

Глухой скороговоркой,

Живых и мертвых хоронить

У музы на задворках.

Синай – потоп, Синай – исход,

Синай – землетрясенье.

У Бога свой к нему подход

В дни битв и в дни спасенья.

Я с павшими который год,

Я с ними лег в могилу.

А где-то Моисей плывет

В корзиночке по Нилу.

Октябрь 1975 г.

ГАМЛЕТ

Я "Гамлета" читаю в танке.

Я Гамлета не перерос.

Мне не достичь рекордной планки

Его ответ:

Вот в чем вопрос!

Снаряды танк мои пробивая,

Торопят:

Быть, или не быть?

Но, к небу руки простирая,

Я смерть прошу остановить.

Синай, май 1975 г.

***

Светлой памяти Меира Бари, моего первого друга-израильтянина,

Павшегов первый день войны Судного дня.

Живыми с войны возвращаются трусы

И горстка живых храбрецов.

А там пусть истории лживые музы

Нас бросят на чаши весов.

Но где-то, когда-то и кто-то нас спросит:

– А как ты остался в живых?

Не знаю, зачем нас земля только носит

В ладонях надежных своих…

ЕВРЕЙКА ИЗ ВАРШАВЫ

Дорогой Э. Мазур

Не панна уже и не пани —

Ромашки повытоптал век.

С утра телефон хулиганит:

Мадонна, взойди на ковчег!

И в зеркало смотрит мадонна,

И в зеркале видит она

Колодец испуга и стона

До сердца, до самого дна.

Отплыл ваш ковчег, варшавянка,

Простите уж нас, горемык.

Ну разве заметишь из танка

Сиротское пламя гвоздик?

Простите нас, добрая пани,

За грубую силу в губах.

Из боли нас век отчеканил

На русских и польских снегах.

И вся из чистейшего воска

Живет между каменных стен

Испуга и стона березка

Двенадцати наших колен.

Март 1975 г.

ЖАННЕ

Как лань среди машин и шума,

Ты в заблужденье введена.

А под дождем гуляет Шуман,

Напившись нашего вина.

Не стоит нам терять друг друга

В колючих зарослях сонат.

Вот помолиться вышла фуга

О тех, кто не придет назад.

Герою гимн сыграй погромче,

Пусть и его помянет век:

Среди людей он выл по-волчьи

И пел волкам, как человек.

И реквием сыграй, родная!

Мы свечи белые зажжем,

Чтоб души мертвых, пролетая,

Не заблудились под дождем.

Пусть музыка откроет двери,

Едва вернувшись с похорон,

Глядит, как Моцарту Сальери

Готовит плаху, а не трон.

И пусть застонет, возмутится

"Сонаты лунной" серебро,

И мир опять засеребрится,

И гений сядет за перо.

Февраль 1976 г.

ВОРОТА ГАЗЫ

Памяти Отца

УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

Замычали минареты,

До рассвета два часа.

Петушиной оперетты

Разлетелись голоса.

Не осталось в небе места:

Все в молитвенном огне.

Даже пальма, как невеста,

Исповедуется мне.

И сова, ночная птица,

Облетая минарет,

На публичный дом садится

И кричит, что Бога нет.

***

Здесь птицы не поют, здесь птицы плачут.

То шепчут, то кричат наперебой.

А по ночам бездомные собаки

Ласкаются точь-в-точь как мы с тобой.

Быть может, Газа – просто в ад предбанник,

Где славный кофе пьется задарма.

Сидишь в пыли, сосешь восточный пряник,

Кричит мечеть, и молится тюрьма.

ПАТРУЛЬ

А в Газе что ни день цветет мимоза,

И кофе у арабов на усах.

Мой хрупкий век, свалившийся с обоза, -

Такая грусть в твоих глазах…

С меня дождями первородство смыло,

Не различить, где Тора, где Коран.

Сидит Агарь и кормит Исмаила,

И вспоминает Ханаан.

И кажется, кого-то узнавая,

Она взглянула сукой на солдат;

А камень, надо мною пролетая,

Шепнул на ухо:

– Он твой брат!

***

Арабы в кальсонах

Шатаются в Газе.

Тут били Самсона

За блуд и проказы.

И всюду рассказы

О смерти героя.

Уходим из Газы

И нет нам покоя.

***

Нам кажется, что осенью война.

Храни нас, Бог, в любое время года!

Но страха трехэтажная волна

Снесла покой, как мачту с парохода.

Мир был задуман, как великий храм,

Где обувь оставляется у входа.

И дождь струит по голым животам…

Храни нас, Бог, в любое время года!

Я жду войны. Я к ней уже привык.

И только шрамы, как уста урода,

Трещат по швам, освобождая крик:

Храни нас, Бог, в любое время года.

***

Черноглазая Газа

Очарует туриста.

От тюрьмы до базара

Метров триста.

Просит нищий на свалке

Пулю в лоб или хлеба,

Проклинает солдата

И апрельское небо.

***

Вздымая горбатые спины,

Из тьмы обветшалых шатров

Рабами бредут бедуины

На зов городских петухов.

Как будто тысячелетья

За чашечкой кофе

В шатрах

Мудрили они над мечетью

В бездонных синайских песках.

А церковь им не по карману.

Хранит их Господь про запас:

Они по великому плану

Заменят когда-нибудь нас.

И в поисках третьего Храма,

Взлетев на последний виток,

Сказал я:

– В шатры Авраама

Верни нас, единственный Бог.

Пусть целую вечность продлится

Молчанье в дырявом шатре.

И время –

Хищная птица –

Устало кружит по жаре.

ПЕСНЯ СОЖЖЕННОГО ТАНКИСТА

Друзьям из моей батареи, убитым в войну Судного дня

Ни ветра, ни птичьего свиста…

О, Господи, Шма, Исраэль!

Живыми сгорают танкисты

За свой соловьиный апрель.

Я знаю, что танк не Освенцим

И в танке не стыдно сгореть,

Но замерло заячье сердце,

Почуяв геройскую смерть.

Заклинило намертво люки.

Нам больше не видеть небес.

О, Господи! Где ж Твои руки?

Мне жалость нужна позарез.

Я помню, что сзади Кинерет,

А слева – Хермона хребет,

И жаль, что никто не поверит,