Иесинанепси / Кретинодолье (сборник)

Ну и зрелище! Их было не больше тридцати — сорока: какие гримасничающие маски, какие морды гаргулий, — морщинистые, искаженные, гадкие, неистовые! Они исходили слюной и соплями, скрежетали зубами, хлопали по выпяченным животам своими широкими ревматически узловатыми руками. В первый раз мы заметили стариков или тех, кто таковым может считаться в этой популяции. Ибо всё дает основания полагать, что длительность их существования не превышает тридцати лет. Но даже в этом возрасте или задолго до него у них уже выпадают волосы и зубы, и ко всему уродству дегенерации прибавляется неприглядность дряхления. Как описать этих горбатых и пузатых недоростков, их сопливые носы, напоминающие бугристые каштаны, их черепа, покрытые дряблой, как на шее у стервятников, кожей? А вот старух мы не видели вовсе; но даже молодые, похоже, достигли верха уродства. Все подробности их анатомии были видны, поскольку, кроме грязи, другой одежды у них нет. Обезьяны с грушевидным торсом, морщинистым животом, с морщинами, расходящимися лучами от пупка; пучки редких жестких волос, отбрасываемых назад, на худые плечи, западающие над ключицами; они махали длинными тощими руками, завершающимися когтистыми лапищами. Глядя на них, вспоминалась легенда о гарпиях: у тех они позаимствовали уродство и ярость, а еще запах, который ледяной ветер доносил до нас. Так как мы продолжали идти вперед, они разволновались и раскричались пуще прежнего. Самцы замахали руками, точно мельничными крыльями. Еще больше слюнявились и трескуче испражнялись в свои широкие ладони, подставляя их под зад; затем принялись бросать в нашу сторону свои парны́е липкие лепешки. Этот специфический обстрел заставил нас отступить, но увернуться от некоторых снарядов мы все же не сумели.

Меня трясло от отвращения. А профессор, к моему удивлению, улыбался.

— Быстро же вы падаете духом, мой друг, — сказал он. — Рассматривайте этот обычай кретинов как явление, которое следует изучать объективно. Еще одна заметка для вашего дневника, и все.

— Если так будет продолжаться, — скривившись, ответил я, — то вскоре у меня возникнет ощущение, будто я делаю заметки на туалетной бумаге… уже использованной.

Бабер пожал плечами.

— Даже не верится, что вы изучали медицину. Неужели вы все еще студент первого курса, который зажимает нос рядом с трупами? А бомбардировка пищеварительными отходами указывает нам, каким путем следовать. Теперь я знаю, как к ним подступиться.

— В самом деле? И как же?

— Воспользуемся их слабостью — одной из их слабостей: ненасытностью. Идем за продуктами: возьмем рыбу, мясо, остатки, все что угодно.

Я нехотя поплелся за ним. Когда мы вернулись с целым котлом мясных и рыбьих отходов, которые кок уже собирался выбросить в море, пещера и ее окрестности опустели. Кретины рассеялись. Но Бабера это не обескуражило. Он уселся на валун.

— Вернутся, — уверенно заявил он. — Они где-то здесь, смотрят на нас, наблюдают за нами, будьте уверены. Дадим им время, пусть привыкнут к нашему присутствию.

— А я тем временем пойду проветрюсь, — сердито произнес я. — Возле этой пещеры даже воздух провонял.

Профессор улыбнулся, но ничего не сказал. Когда я приблизительно через час вернулся, он был уже не один. Перед ним стоял унылый, то есть относительно смирный молодой идиот, который неимоверно грязными пальцами копался у себя в носу, уставившись на сидящего перед ним человека абсолютно пустым взглядом.

— Вот видите, — произнес Бабер, — один уже приручается.

— Приучается, или он просто еще больший кретин, чем остальные, поскольку лишен какой-либо реакции?

Не ответив, профессор взял кусок мяса и начал медленно подходить к кретину. Сначала тот дернулся бежать. Тогда Бабер остановился и ловко бросил кусок, который, задев живот кретина, упал к его ногам. Гном в испуге отскочил; затем его ноздри раздулись: он почувствовал запах мяса, которое было, кстати, с изрядным душком. Быстро подобрал его и принялся уминать. Жрать, лопать — слова в высшей степени элегантные для описания его манер и действий. Он брызгал слюной, рыгал, давился и глухо рычал, заглатывая слишком большие куски, которые срыгивал, чтобы затем прожевать. Профессор ликовал.

— Мы уже сделали большой шаг вперед, — чинно объявил он. — Сделаем и другие.