Иезуиты. История духовного ордена Римской церкви

Вскоре, вечером 1 июня, путешественники замечают на левой стороне реки поселение, расположенное на возвышенности и хорошо защищенное стенами и рвом. Это – Япейю, самый южный город иезуитского государства и в это время резиденция его губернатора – «великого отца». Но когда утром 2 июня иезуиты уже готовились сойти на берег, внезапно раздался страшный шум и грохот. На реке показались два фрегата. Они изображают морскую битву, непрерывно обмениваясь холостыми пушечными выстрелами. В то же время на берегу вступают в сражение два эскадрона кавалерии и две роты пехоты с таким воинственным пылом, что изумленные зрители не могут поверить своим глазам и ушам. «Блестят мушкеты, бьют барабаны, звучат рожки, флейты и трумпеты», и среди всего этого все громче раздаются воинственные кличи индейцев, которые словно вырастают из-под земли, чтобы, согласно индейскому обычаю, встретить вновь прибывших. Наконец иезуиты сходят на берег. Их немедленно ведут в церковь под эскортом нескольких тысяч индейцев, «под радостный колокольный звон, через ряды обвитых зеленью триумфальных арок».

Здесь их ждет привлекательная картина: огромная площадь, осененная зеленью прекрасных пальм, окруженная со всех сторон крытыми галереями, за которыми возвышаются великолепные здания из камня и дерева. Одна сторона этой четырехугольной площади целиком занята огромной церковью, к которой примыкает иезуитская коллегия. Возле коллегии находятся обширные фабрики общины, магазины, арсенал, тюрьма, прядильная мастерская для старых женщин и для тех, которые совершили какой-нибудь проступок, аптека и больница. Напротив жилище и канцелярия туземного коррехидора. Далее идут разделенные на правильные квадраты жилища туземцев, большей частью простые хижины в одну комнату, сделанные из земли и кирпичей, в которых теснятся «отец, мать, сестры, братья, дети, внуки вместе с собаками, кошками, мышами, крысами и т. д.; здесь кишат тысячи сверчков и тараканов, известных в Тироле под названием швабов».

Новичку скоро становится дурно от невыносимого смрада. Куда с большим удовольствием он посещает сады и огороды иезуитов, которые полны овощей, цветов, кустов, виноградной лозы, и кладбище, где растут апельсинные и лимонные деревья и пальмы. Сады образуют первую зону обработанной земли. Далее идут обширные поля маиса, табака, пшеницы, бобов, гороха вперемежку с плантациями чая, хлопка и сахарного тростника. Все эти поля содержатся в великолепном порядке. Только некоторые из них представляют весьма печальный вид: это участки, предоставленные в частное пользование туземцам. Выйдя за пределы полевых угодий, путешественник видит беспредельную ширь прерий и зарослей. Здесь пасутся 500 000 голов рогатого скота, 40 000 овец и 1000 ослов и лошадей Япейю. Лишь кое-где на горизонте виднеются немногочисленные хижины; это жилища пастухов, которые служат убежищем для тех краснокожих, которым поручена охрана стад.

Уже один внешний вид этого поселения, повторяющийся с весьма небольшими отклонениями у чикитосов, мохосов и везде, где живут иезуиты, ясно показывает, какова была природа социальной и экономической организации этих колоний. Перед нами везде коммунистические общины, управляемые двумя-тремя отцами-иезуитами.

Действительно, понятие частной собственности совершенно не известно индейцам. Единственное исключение составляет женский наряд, представляющий, впрочем, лишь очень небольшую ценность. Все, чем владеет и пользуется «христианин», – хижина, в которой он живет, поле, которое он обрабатывает, скот, который доставляет ему пищу и одежду, инструменты, при помощи которых он работает, даже единственный столовый нож, который получает каждая молодая чета, когда она основывает собственное хозяйство, все это – собственность Бога. В соответствии с этим «христианин» не может свободно располагать ни своим временем, ни своей личностью.

На попечении матери он остается лишь в возрасте грудного ребенка. Как только он научится ходить, он попадает в руки иезуитов и их агентов, которые стараются научить ребенка уже во время игр разного рода полезным работам. Когда ребенок подрос, его учат, если это девочка – прясть и ткать, а если это мальчик – читать и писать, но только на языке гуаранисов, который иезуиты весьма старательно разрабатывают. В интересах миссионерства и цивилизации они изобрели для него письменность.