В ресторане она пробыла не более, минут тридцати и по возвращению в малый зал ЦДЛ, к своему изумлению всё же успела продекламировать свой «Декаданс».
Людмила посмотрела на людей, собравшихся в зале, сидящих в рядах, где были плотно составлены стулья, эти любители поэзии, «казалось, в одно мгновенье все замерли, устремив в ожидании взоры», перевернув в блокноте страницу, собралась с духом четко произнесла:
– А Ла Декаданс, – поправив себя, пояснила:
– «Поэзия, А Ла Декаданс, – продолжая уже более ровным тоном, привыкая к аудитории, к её пристальному вниманию, – где тело касается шёлка…
Там ночью в кафе…
танцуют танго и румбу.
Бриз с моря в бликах огней…
Секунды и музыка смолкнет,
преследуют томные взгляды и шёпот – звучат комплименты.
За стойкой у бара… я с тонкой сигарой,
бряцает браслет в темноте;
В ментоловой дымке со смесью духов…
блеснёт огонёк и погаснет,
Коктейли Мартини, подали мне,
быть может, слегка улыбнусь я тебе.
И, ветром подуло,
запутались волосы, прядь не подвластная мне…»
Вечер поэзии быстро подходил к концу и вскоре она с Браниславом вернулись в ресторан, где официант им подал горячее.
– Вы несравненна, Богиня! Ирен, в Вашем имени целый космос, слышится тайна и, погружаясь в его глубину, я смотрю в небеса Ваших глаз…
Вглядываясь в черты лица Бранислава, в глубину его тёмных живых глаз, заострив внимание на его красивом и правильном профиле, нос с горбинкой на его воинственном овале лица но, ей с трудом верилось в искренность его слов, понимая, «что каждый писатель, поэт воспринимает себя неповторимым, мня себя «Пупом Земли».
Она отвела глаза в сторону, где за окном падал снег, в витрины отражали свет роскошных ресторанных люстр, напротив них, через стол сидела мужская компания, они откровенно рассматривали Людмилу, тем временем, она поймала себя на мысли, «как в скверном сне, он красив и статен но, ревнует меня к этому старцу, «дурак».
– Ирен, неужели Вы не останетесь со мной в такую холодную ночь.
– Бранислав, вот уж не предполагала, такого, что за…, новость, – затем она пристально взглянула на него. – В Вас говорит Ваша ревность? – уточнила она, со смешком в прищуренных глаз, – Я просто не могу, и буду сейчас откровенна, мужчина, с которым живу – он старше Вас, наши встречи, если возможны то, днём.
– Ирен, зачем Вы облачились в эти костюмы, не прячьте Ваши прекрасные ноги, когда я впервые увидел Вас, я обезумел, такие ноги, поверьте за всю мою жизнь, не встречал такую красоту ног танцовщицы.
– Говорите, говорите, мне нравится, – ловя его взгляд и то, как он раздевает её глазами…, буквально поедая её с головы до пят, – продолжайте, хвалите, – Людмила игриво ему подмигнула и засмеялась.
– Нет, не комплименты, смейтесь, скажу Вам, я обожаю, Ваш смех но, говорю Вам о Вашей редкой фигуре, как на духу. Мне нравится Ваше лицо и вся внешность, белые волосы, идут Вам, к лицу, но ноги, нет слов!
– Бранислав, нам пора, я не вправе задерживаться дольше, к сожалению, я здесь не у себя, понимаете?
– Как скоро увижу вновь Вас?
– Мне кажется, что теперь не скоро…, я Вам позвоню.
Нежная мелодия лилась из динамиков, наполняя зал ресторана, окутывая в этот поздний час сидящих за столиками посетителей нотами романтизма. Звучание музыки уносило Людмилу в прошлое и вместе с тем, соединяя реальность вместе с фантазией, в какую-то долю секунды ей стало казаться, «что она кружится в вальсе, меняя партнёров, в гусарских костюмах и все они: Савелий, Владимир и Бронислав в танце, меняясь местами скользя, пересекаясь один с другим, подхватывая, словно пушинку Людмилу, порхающую в белом, как снег за окном прозрачном призрачном леденящем платье ».
Людмила вышла из–за стола и закружилась, изгибаясь в ритме мелодий, незнакомый мужчина подал ей руку и они продолжили погружение в звуки мелодии, танцуя в дуэте…
– Ла…, ла…, ла…, – обнажив свою душу, пела Людмила, – ла…, а…алая!
Немногочисленные посетители ресторана рукоплескали, когда она обернулась, Бранислав припав на колено, аплодировал громко крича: «Браво! Браво! Другие голоса подхватили…Браво!»
– Спасибо, мадам, – произнёс яркий брюнет, с привлекательной внешностью, в возрасте приблизительно лет тридцати, – в благодарность, целуя ей руку.
– Я очарован, – произнёс и словно растворился среди присутствующих.
Блеск чёрных бриллиантов глаз и улыбка Бранислава, были тому подтверждением. «Какой вечер, наслаждение и жизнь… но, нет же, она прекрасна, если взять и совершить дальний полёт подобно фее взлетев с лоджий балкона многоэтажки и улететь, – подумав о том, что так неминуемо: «Когда она вернётся в квартиру, в которой к тому времени у телевизора приподняв голову с плешью, на подушке, вытянув свои долговязые ноги на восточной софе, не менее часа, как дремлет в своей тёмной пижаме Владимир, – как можно терпеть его и дальше!? А жаль, что я не прекрасная фея, как меня называет Бранислав, которая могла бы с лёгкостью вот так, взять и упорхнуть в один миг, на прозрачных крылышках».