ИГ/РА

Пока я развешивала вещи, купленные в Питере, я ощущала настойчивый взгляд у себя на затылке, и мне постоянно хотелось потрогать зудящее место. Чтобы как–то избавиться от напряжения, я спросила:

— Ты поедешь поездом или на автобусе? Можно забронировать билет по интернету.

— Прогоняешь? — раздалось прямо за моей спиной.

Так неожиданно, что я взвизгнула и от страха нырнула в шкаф, аккурат между вещами. Мои руки зацепились за одежду, и она полетела вниз, образуя разноцветную кучу под моими ногами.

— Чёрт, я не хотел тебя пугать, — Игорь дёрнулся в мою сторону и дотронулся до моего плеча, но механизм был запущен.

Я сжала в руках тёмно–синюю блузку до хруста в костяшках пальцев.

— Мои вещи, — прошептала я, разглядывая бесформенные тряпки, которые стали были бесповоротно испорчены, упав на пыльный пол.

— Я помогу, — он наклонился, и поднял что–то, а потом повесил обратно на плечики.

Меня тряхнуло, и я дёрнула это обратно вниз.

— Они испачканы. Здесь пыльно, — прорычала я, смерив его гневным взглядом.

Лазарев, похоже, такой реакции от меня не ожидал и отступил на шаг.

— Оль, у тебя стерильная чистота, — осторожно протянул он, всматриваясь в моё лицо, — Ничего они не испачканы.

— Ты не понимаешь, — я закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Потерев виски, я вышла из шкафа и пошла на кухню, чтобы взять мусорный мешок.

— Всё придётся выбросить, — заныла я, собирая одежду в чёрный пластиковый пакет, — Даже страшно представить, какие это деньги.

— Сладкая, — я снова почувствовала руку на своём плече, и стряхнула её с себя.

— Всё выбросить, — повторила я, и для убедительности кивнула.

— Оль, ты, на хрен, меня пугаешь.

— Выбросить, к чёртовой матери! — заорала я, забираясь в шкаф на четвереньках, чтобы посмотреть, не пропустила ли я ничего, — Почему ты портишь всё, к чему прикасаешься, ну почему, — прошептала я, глотая слёзы и ругая себя.

Мои нервы были оголены до предела. Я знала, что вот–вот должен наступить тот самый момент: удар, рывок за волосы или пинок под зад. И от того, что он не наступал становилось только хуже.

— Я всё уберу, я должна всё убрать, — бормотала я, стирая ладонями пыль с пола в шкафу, — Сейчас всё будет чисто, Ратмир.

— Оля! — крикнул какой–то смутно знакомый голос, и я вскинула голову.

Высокий мужчина присел передо мной на корточки, и хмурился, смотря на моё лицо. Я забилась в угол, не понимая, кто он такой и почему он находится в моей комнате.

— Оля, — чуть мягче сказал он, — Всё хорошо.

— Всё хорошо, — повторила я, обхватив колени руками.

— Вылезай оттуда. Я тебя не обижу.

— Я должна убраться, чтобы он не видел, — я покосилась куда–то в сторону. Понизив голос, я прошипела, — Он убьёт меня за бардак.

— Сладкая, он мёртв. Ратмира больше нет, — тихо сказал мужчина, посмотрев на меня своими голубыми глазами.

Они такие красивые… Как небо, проткнутое вершинами гор. Чистые, ясные, с какими–то светлыми крапинками и аккуратным серым ободком по краю. Когда–то я видела такие глаза, но я не могу вспомнить, где и когда…

— Оль, вылезай, — настойчиво повторил он, протягивая мне руку.

Я снова вжалась в угол и покачала головой:

— Нельзя прикасаться. Я — грязная, ты испачкаешься.

— Да твою ж мать, — он уронил голову на грудь, а потом резко двинулся в мою сторону.

Последнее, что я помню — это мой собственный крик, приглушённый тёплой ладонью, которая накрыла моё лицо.

Лазарь, 2013

Сладкая перестала вопить и обмякла. Я убрал руку с её лица, и откинул мокрые пряди с раскрасневшихся щёк. Подхватив её на руки, я в два шага уложил её на кровать и выпрямился.

«Мда» — подумал я, потирая лицо.

В общем–то, этим «Мда», пожалуй, всё сказано.

Задвинув двери шкафа, я снова бросил взгляд на Олю. Она была без сознания, и просто лежала поперёк кровати, раскинув руки. На её лице застыла гримаса ужаса, отчего её практически невозможно было узнать, но всё же — это была она.

И что теперь с ней делать? Нельзя оставлять её одну в таком состоянии. Она же не в себе. Я видел, как она напряжена с тех пор, как мы переступили порог квартиры, но то, что произошло минуту назад вышло за рамки моего понимания. Подумав ещё секунду, я быстро прошёл в ванную, и открыл шкафчик над раковиной. Ничего, кроме той самой ароматной немецкой косметики, расчёски без единого волоска, пилочек для ногтей и целой сотни лаков чёрного, как гуталин, цвета. Я моргнул на крошечные баночки, и закрыл зеркальную дверцу, бросив удивлённый взгляд на своё отражение.

В ванной был ещё один шкаф, от пола до потолка. Нижняя дверца оказалась корзиной для белья — совершенно пустой. В двух шкафчиках над ней лежал фен для волос и какие–то хитрые бабские приспособления. За верхней дверцей были полотенца.

Значит, аптечка на кухне. Я пошёл в заданном направлении и порадовался, что шкафов здесь немного. Бегло осмотрев каждый, я нашёл заветную пластиковую коробку, и начал просматривать её содержимое; держа в одной руке мобильник, чтобы записать незнакомые названия.

Всё, как назло, было мне знакомо: ибупрофен, парацетамол, активированный уголь, эспумизан, но я нашёл несколько пачек таблеток и с кое–чем новеньким.