Игги Поп. Вскройся в кровь

Довольно скоро она проснулась от того, что на нее что-то льется: с потолка капала вода. Метнувшись по лестнице на запретный третий этаж, она ворвалась в ванную и увидела Джима в ванне. Он крепко спал, голова нежилась на надувной подушке, ступня перекрывала верхний слив, а на плечах уютно устроились обе собачки: одна на правом, другая на левом, и обе в полном отрубе.

Биби освободила слив и вдруг заметила на туалетном бачке аккуратный ряд синеньких таблеток. Тут она стала тормошить его:

– Джим, что ты сделал?

– Ничего, – отвечал он сонно, – просто немножко валиума, отдохнуть…

– Что с Паппетом и Фербургером?

– Я им дал немножко валиума…

Вне себя от гнева и страха за собак, Биби влепила Игги пощечину, похватала зверей под мышки и помчалась в скорую помощь. Через две минуты она была уже в больнице Сент-Винсент.

– Помогите! Помогите! У моих собачек передоз!

– Мы тут собак не лечим, барышня. Это скорая помощь. Это для людей… А что они принимали?

– По два с половиной миллиграмма валиума.

– Не волнуйтесь, они не умрут, – утешил ее добрый доктор. – Несите домой, поспят – проснутся.

Возвратившись на Горацио-стрит, Биби напустилась на Джима: он же мог погубить ее драгоценных песиков! «Да я обожаю собак, – уверял он. – Я вообще с животными на “ты”».

Чуть поостыв, Биби сообразила, что Джим действительно что-то понимает в собачьей анестезии. И сегодня она вспоминает, до чего было милое зрелище – спящий Джим с мохнатыми друзьями на обоих плечах. Проснулись они, правда, только на следующее утро, но, к счастью, оба живые и здоровые, и все их функции полностью восстановились. Дэнни Филдс нашел мастера починить потолок, и Тодд так и не узнал, что новый соперник вторгался в его святая святых.

Через день-другой Джим отбыл на гастроли по Канаде и Аризоне; связь держали по телефону, за счет Тодда, – за что, конечно, тоже должно было влететь, – и договорились на 19 августа о свидании перед концертом в Кеннеди-центре в Вашингтоне. Несколько человек знали от Джима, что Биби собирается на концерт, и это их тревожило, ибо, как замечает Натали Шлоссман, «это была игра с огнем. Я волновалась. Все знали, что Тодд очень влиятельный человек». Кеннеди-центр был прекрасным престижным залом; на концерт собиралась мама Биби Доротея; хедлайнерами были заявлены Mott the Hoople, а The Stooges наслаждались тем фактом, что их поселили в гостиничном комплексе «Уотергейт», том самом, где Ричард Никсон пытался установить подслушку в штаб-квартире Демократической партии. Биби с Джимом решили вместе ехать на поезде из Манхэттена – этот план особенно привлекал Джима, как считает Бьюэлл, так как он мечтал о запретном трахе в поезде. Увы, Биби прибыла не одна, а с девушкой, с которой ее познакомила подружка Элиса Купера Синди Лэнг.

Прибыв в шикарный современный театральный комплекс, Джим был еще раздражен, что ему не дали воплотить в жизнь смелые железнодорожные фантазии; когда подруга Синди вошла в гримерку, он зарычал на нее: «А ты хули тут делаешь?» Может быть, как раз в надежде смягчить его и проявить какую-то полезность непрошеная гостья насыпала ему щедрую дорожку чего-то с виду похожего на кокаин, и он моментально занюхал его, не осознав, что это на самом деле ТГК. И тут же упал, бормоча что-то в ответ на неведомо какие видения, а мощный синтетический галлюциноген набирал силу. Биби и роуд-менеджер Крис Эринг били его по щекам, пытались прогуливать по гримерке, давали пить, но все тщетно. Остальные «студжи» курили, разглядывая своего бесчувственного лидера. Тут вошел Дон Лоу – промоутер концерта, восходящая звезда местного музыкального бизнеса – напомнить, что они уже на час задерживают начало, и умолял выйти на сцену; наконец, поняв, что Джим даже ходить не может, Лоу потерял самообладание, расстегнул свой «ролекс» и швырнул об стену с криком: «Вы fucking guys в этих местах больше не играете!» «Студжи» только плечами пожали: они уже привыкли.

Мало-помалу Джим оклемался и сообщил, что в состоянии петь. Группа выскочила на сцену и начала молотить вступление к “Raw Power”. Они повторяли его опять и опять… и опять; Тёрстон уверен, что это продолжалось минут пятнадцать, пока наконец Крис Эринг не вынес на сцену Игги и не сгрузил его там. Кое-как Игги запел, с трудом выговаривая слова вдвое медленнее, чем надо, потом решил выйти в публику, в большинстве своем наряженную в жатый бархат и совершенно равнодушную к представшему перед ней странному зрелищу. Игги попытался залезть обратно на сцену. Музыканты смеялись над его жалкими попытками, пока Тёрстон не подошел помочь – и в ужасе отшатнулся: «Мне показалось, что он как-то страшно покалечился, мясо свисало прямо кусками, кошмар». В ужасе и отвращении он вернулся за пианино; Эринг рванулся проверить и вскоре уже хохотал: плоть и кровь оказались на самом деле арахисовым маслом и желе с бутерброда, который кто-то об Игги размазал.