Игла в сердце

— Очнулся? — голос Валентина Петровича был сиплым. Он был одет в джинсы и футболку, мокрую от пота. Влажные пряди свисали на лоб. Он тяжело дышал. Перед Шибаевым стоял человек, ничем не напоминавший лощеного экстрасенса. Лицо его было перекошено злобой. — Ментовская натура всегда вылезет! А я ведь почти поверил! Я! Кому? Жалкому менту с подмоченной репутацией! Я знаю о тебе все. Известно ли тебе, что ты заставил меня изменить моему правилу никогда не повторять проваленную попытку? Я суеверен. Бью первым. Всегда один раз. Всегда удачно. С тобой с первого раза мне не повезло. Живучий. Но теперь все будет в порядке. Отсюда ты не выйдешь. Маленький ничтожный сыскарь! Нечистый на руку. Обидно. Никогда не нужно оставлять свидетелей. Жалость губительна и непродуктивна. Ты свидетель. Я тебя недооценил. Это урок. Мы все учимся. Я положу с тобой кукол! На добрую память. — Валентин Петрович тяжело дышал и, дергая плечом, утирал пот с лица. Смотрел на Шибаева в упор, с кривой ухмылкой. — Можешь не говорить, все равно солжешь. Все, что ты сказал, ложь. Мне неинтересно. Я принял решение. Кроме того… — Он на миг задумался. — Ты единственный, кто может опознать меня на записи видеокамеры у Борисенко. Там была камера… Ведь была? Ты думал, я тебя отпущу? Нет! Свидетели, следы, отпечатки, догадки… Ментовская логика. Ты поверил! Тебе хочется жить. Живи. Свечка скоро погаснет. И не останется никаких следов. Я не оставляю следов. Я дух! Жестокий бестелесный смеющийся над… над… — Он снова замолчал, потеряв мысль. Рот его был приоткрыт. Он пригладил влажные волосы, вытер ладонь о джинсы. — Ты думаешь, я убью тебя? Нет, — он ухмыльнулся. — Я тебя не убью! Это… это банально. Ненавижу простые решения. Я тебя спрячу. Игра такая! Щелкну пальцами, и ты исчезнешь. Растворишься в воздухе. Ты будешь умирать долго и мучительно. Не умирать, а подыхать, молясь, чтобы тебя нашли. Но тебя не найдут. Никому не придет в голову искать тебя здесь, — он ткнул пальцем в пол. — И тогда ты станешь молиться о смерти. Твои друзья и шпионы будут тебя искать. Обыскивать и обшаривать… Везде! А мы будем уже далеко. Я и моя девочка!

Валентин Петрович рассмеялся; Шибаев почувствовал на лице брызги его слюны. Он заходился в дробном истеричном смехе и, казалось, не мог остановиться. Смех перешел в кашель, Валентин Петрович схватился за грудь и согнулся. Рот оскалился, лицо почернело и стало напоминать гротескную маску; вся его фигура сотрясалась от мучительного приступа удушья и кашля; длинные черные пряди волос разметались по плечам и груди. Он с трудом дотянулся до бутылки минеральной воды, стоявшей на полу у табурета Шибаева, и стал, обливаясь, жадно пить. Допил, отбросил бутылку. Звякнуло разбитое стекло. Он с ненавистью смотрел на Шибаева, в лице его было безумие.

— Тебя не найдут, потому что ты подохнешь раньше! Мучительной смертью. Понял, мент?! — крика не получилось, возглас напомнил хриплое карканье. — Ты думаешь, ты живучий? Все умирают! Рано или поздно. Ты раньше, я позже. Вечером мы уедем. Я и Виктория… А ты останешься здесь и будешь вспоминать, как вы… Ты посмел с ней, с моей любимой девочкой! Я тебя раздавлю! Червяк! И никто! Никто никогда не узнает, что с тобой… Я! Только я буду знать! А ты… думать о нас! Твои последние мысли будут о нас! Ты… ты! Тебя найдут через много лет, скорченного, высохшего… Мумию!

Похоже, он не мог остановиться. Речь его становилась все более невнятной, он глотал слова, скалил зубы, размахивал руками со скрюченными пальцами перед лицом Шибаева. Тот чувствовал едкий отвратительный запах его пота. Мужчина был безумен. Шибаев закрыл глаза и напружинил мускулы, пытаясь ослабить путы. С трудом сдержал стон — боль была невыносимой. Его захлестнуло бешенство! Тело свело судорогой, в затылке нарастала пульсирующая боль. Он словно ослеп и уже не видел ничего вокруг. Почти теряя сознание от боли, он вдруг резко выбросил тело в прыжке. В следующий миг он обрушился на мельтешащую перед ним фигуру, опрокидывая и подминая ее под себя, рыча от испепеляющей ярости. Валентин Павлович закричал и попытался сбросить Шибаева. Он извивался под ним и выкрикивал непонятные слова. Шибаев упер связанные руки ему в горло. Краем глаза он почувствовал сбоку движение, и тут же уши резанул дикий крик:

— Кирилл! Сынок! Убей его! Он все про тебя знает! Убей!

Шибаев надавил на горло мужчины. Послышался хруст, и по тому, как дернулось и мгновенно обмякло тело под ним, он понял, что все кончено. Тяжело дыша, он перевалился на спину. Над ним стоял парень в красной бейсболке, в руке его был нож. Глаза их встретились.

— Ты убил его? — спросил парень хрипло. — Он умер?

Он склонился над Шибаевым, и тот мгновенно подобрался, ожидая удара. Парень содрал липкую ленту с его рта и повторил:

— Мертвый? — Он пнул тело Валентина Петровича ногой. — А говорил, что бессмертный. Обманул.

— Развяжи, — произнес Шибаев непослушными губами, пристально вглядываясь в лицо парня.

Тот послушно начал пилить ножом липкую ленту, связывающую руки Шибаева.

— Кто ты?