Даёт центральному правительству заведомо фальшивую информацию по нефти, алмазам и прочим ресурсам. Если наши обормоты признают Терекс не рентабельным, планету законсервируют. И хапуги наложат на неё свои поганые лапы. Теперь вдумайся Ильюха, что произойдет, если эта падла победит на выборах? «Мацаеды» легко проглотят Вселенную.
Спрашивается, на хрен было огород городить? Смешивать Америку с дерьмом и пеплом? Когда через такого вот Будякина человечество опять будет дёргать за верёвочки возрождённый Каганат. К сожалению, я слишком шумно принялся возится в своей «берлоге», и Рыболов видать что-то пронюхал. В тутошних лесах намедни объявились Тайваньские карлики. Сам понимаешь приятного мало. Этим обморокам палец в рот не клади. Из парочки трупов этих мудаков я приказал местным умельцам сварганить чучела. Получилось не плохо. Думаю, послать Будякину подарочек с ближайшим почтовым звездолетом. Пусть знает гад, что расслабляться я не собираюсь, а там, как карта ляжет. Там, даст бог нечисть выведем.
Если же всё-таки, меня «припаркуют» — знай Ильюха, что ушёл я не по своей воле, а всё о чём бы ни написали газеты, лажа, от первой до последней строки. Рыболов, несомненно, будет искать с пеной у рта нарытые мной документы, поэтому, случись что, будь крайне осторожен. Весь наш боевой опыт, в драке с этим пауком может оказаться, бесполезен, если не держать рот на замке, а глаза открытыми.
Прощай! Остаюсь твой друг
Сержант Броненосного легиона
Борис Бобров
4. 11 — 5. 11. 2005 19:25 Севастополь.
Сказка про пашу
В нашем селе жил Паша. Был он так себе пассажир, чисто Чебурашка поролоновый. Одутловатый по жизни. Тушканчик, одним словом. Растил Паша «ганджибас» в огороде сочный, метровый и вставной до опупения. И тем был Паша счастлив и горд, как Мичурин. Но однажды вползли к нему на флэт вилы вильные, завальцовонные, гранённые. На заводе «СЕРП и МОЛОТ» спецом для Паши не трезвыми ударниками труда в три смены смастряченные.
Пришла короче Паше пора в армию идти, от врагов буржуинских Родину защищать. Сдулся Паша на раз, будто грудь пожилой хористки, хайер под воротник спрятал, сидит стремается. Рубит Пашу, измена лютая, мехом к верху вывернутая. Паша с малолетства, весь «пацификами» обклеенный, словно чемодан туриста не здешнего. Не пруха ему с милитаристами в яшкаться. Хоть плачь, не климатит Пашу в Красную Армию вписываться.
Долго думал Паша думу крутую на «ганжибасе» ядерном настоянную. Делать неча, не стал он военкома с кренделями дожидаться. Решил идти сдаваться на дурдом, пока крылья не заломили, а там, будь, что будет. Авось кривая вывезет.
Набил Паша подсумок травой. Дунул пятку понтовую напоследок и полетел. Долго ли летел над полями и горами это не ведомо. Только случился с Пашей приход небывалого качества. Упёрся он рогом в параллелепипед стеклянный, со всех сторон огнями расцвеченный. Над дверьми надпись аршинными буквами:
УНИВЕРМАГ «УРУГВАЙ»
Вошёл Паша в двери. Вокруг лохи и урелы мечутся, как тараканы на свету, друг другу «фуфель» пополам с лебедой впаривают.
«Ага»! — смекнул Паша, и выменял на траву Будёновку со звездой, саблю и коня резинового на палочке. Скачет Паша по «стриту» только пыль из-под копыт летит, да менты в след свистят, удивляются.
Прискакал Паша на призывной пункт, слез с коня поклонился военкому в пояс и молвит: «Хочу, от супостата Отчизну оборонять, под твоим светлым началом воевода. Дозволь боярин в конницу вступить, пешему де мне не способно, хобот мешает». Военком дородный «мэн» в орденах по самый копчик возрил на Пашу поросячьими глазками, затопал ногами, замахал руками и роняя челюсть на пол, кликнул санитаров страшным голосом. От того рыка звериного листва с деревьев облетела, и птицы оземь попадали. Выскочили молодцы из железного сундука на колёсах, предстали пред военкомом не мертвы, не живы от страха и давай пеленать «кавалериста» в рубище смирительное. Матюгался Паша на всю округу. Кусался пса цепного злее, да только захомутали Пашу санитары без жалости. Привезли в чертоги медицинские, где ширяли серой нещадно, пока не очреслел Паша, не сделался бэк его, деревянным, как у Буратино. Лежит Паша в палате на животе к кровати вервием принайтованый, мух считает и думает: «Вот, однако же, все, по-моему, вышло. Не схавали, вояки Пашу, отрыгнулось, им сукам блохастым». Осенью спустился Паша с Терапевтической Горы со справкой. Пришёл в своё село, а в огороде трава, аж до неба вымахала. Обрадовался Паша, и полез по стволу ганджибаса под самые небеса. Глядь, а на облаке сидит военком улыбается и, махает Паше, заряженным косяком:
— Давай, мол, Паша дунем.
Оторопел Паша, и упал с «ганджибаса» на грядку. Упал и заплакал. Потому, как понял, что никуда от Судьбы не деться, сколько не бегай.
Севастополь. 2004 г.
ИГЛЫ — ИГРЫ — I
КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ
1
Хвост поезда уполз за горизонт.
На рельсах только изморось осталась.
Японец в котелке, раскрыл свой чёрный зонт,
Хотя дождя, ещё не наблюдалось.
Чертили ласточки меж серых облаков,
Замысловатой геометрии фигуры.