Игнатий Лойола

Преподаватель Лойолы считался весьма сведущим латинистом и высоко ценился среди своих коллег. В 1525/26 учебном году он возглавлял кафедру латыни и получал очень неплохое жалованье в 40 каталонских фунтов. Иньиго снова крупно повезло: ему достался один из лучших педагогов города. Оставалось только соответствовать этому везению, что оказалось совсем непросто.

Разумеется, Лойола не являлся круглым невеждой. Он умел читать и писать, имел превосходный почерк, но вот грамотностью совсем не отличался. Даже гораздо более поздние документы, вышедшие из-под пера святого Игнатия, отличаются специфическими оборотами речи, пропусками артиклей, длинными цепочками инфинитивов. Встречаются и прочие нелады с грамматикой.

Не стоит забывать: Иньиго родился баском, в доме его говорили на баскском языке, с детства его воспитывала баскская кормилица. Служа пажом при особе старшего казначея, Хуана Веласкеса де Куэльяра, он превосходно научился говорить по-кастильски и держать себя в самом высоком обществе, но в школьной премудрости остался совершенным новичком. Поэтому первые уроки бакалавра Ардёволя превратились для него в сущее наказание. При этом никаких поблажек себе он не желал. Он просил, даже требовал от своего учителя, чтобы тот обращался со своим великовозрастным учеником так же, как с любым другим. То есть если тот проявит рассеянность, будет лениться или нарушит школьную дисциплину, пусть бакалавр Херонимо Ардёволь его примерно высечет, не смущаясь положением нового воспитанника.

Собственно, сечь было за что. При всем своем фанатичном рвении Иньиго не особенно хорошо учился. Когда требовалось сконцентрироваться на выполнении заданий или запоминании правил и новых слов, на него находило «духовное просветление». Думать он в подобные моменты мог о чем угодно, о вещах самых возвышенных и глубоких, только не об учебе. Вспомнив свой манресский опыт различения духов, Лойола пришел к выводу: «просветления» эти не могут исходить от Бога, ведь Господь явно показал Иньиго важность учебы. Стало быть, имеет место искушение.

Зная, как трудно бороться с бесами в одиночку, новоиспеченный школяр пошел за помощью к своему учителю. Тот жил совсем рядом с церковью Санта-Мария-дель-Мар. Туда Лойола и пригласил его для беседы. Объяснив проблему, он прямо на церковной скамье, перед распятием, дал торжественное обещание никогда больше не отвлекаться, «…слушая Вас, все эти два года, покуда в Барселоне у меня есть хлеб и вода, которыми я могу обойтись».

Средство оказалось достаточно сильным. Иньиго перестал страдать несвоевременными «просветлениями».

Правда, другие школьные трудности оставались. Малолетние одноклассники относились к странному взрослому человеку за партой без всякого уважения, да и самому Иньиго было сложно, а порою и обидно, когда обычные мальчишки справлялись с переводами лучше его.

Мы не можем сказать точно, занимался ли Лойола с учителем индивидуально — или только в рамках учебного дня. Известно одно: программу он усвоил, несмотря на возраст, и смог приготовиться к поступлению в университет.

Возможно, именно тогда Иньиго, глядя на Ардёволя и его коллег, осознал, какую огромную роль играет школьный учитель в жизни подростка. И задумался об ином применении этой роли. Уча детей латыни и математике, можно было незаметно преподать куда более важный урок их юным душам. Научить их благоговению перед Господом, Творцом всего сущего.

Думал ли в то время Лойола, что ему будет суждено встать во главе ордена, чьи коллежи[39] и школы прославятся на весь мир?

В Барселоне Иньиго чувствовал себя много лучше, чем прежде: унялись желудочные боли, наконец восстановилось здоровье. Он больше не страдал от холода и голода, не было и речи о том, чтобы носить грубую одежду из мешковины и ходить босиком — школяру, ученику Ардёволя, полагалось выглядеть прилично и опрятно. Кроме того, взрослый человек за школьной партой — это уже было достаточно маргинально, так что перегибать палку ни в коем случае не стоило.

Через некоторое время Лойоле показалось, что жизнь его чрезмерно комфортна. Он захотел снова заняться аскезой. Вот только как сделать это незаметно, не нарушив правил приличия и запретов врачей? Предприимчивый баск нашел выход. Он проковырял подошву башмака и ходил с образовавшейся дырой, хоть немного, но босиком. Затем, осмелев, поступил так же с другим башмаком. К зиме подошвы совсем развалились и отпали. Фактически то, что носил Лойола, уже не являлось обувью. Но сверху эти несчастные башмаки все еще производили некоторое впечатление, и наш герой продолжал ходить в них в школу, которую посещал с прежним усердием.