Игнатий Лойола

Сам Игнатий не собирался писать никакой автобиографии, его буквально вынудили собратья, желавшие сохранить для истории жизненный путь своего основателя. Отец Луис Гонсалес да Камара, один из тех, кто записывал воспоминания Лойолы, рассказывал, как трудно было разговорить его. Однажды после долгих упрашиваний да Камара приготовился записывать речи настоятеля и случайно посмотрел на него слишком пристально, против иезуитских правил. Лойола, строго сказав: «Соблюдайте правило!», ушел. Другой раз Игнатий отказался рассказывать о своей жизни из-за ничтожного опоздания да Камары. Многое из рассказанного он, по-видимому, запретил записывать, особенно это касалось его бурных юношеских похождений. Поэтому текст получился немного рваный. Местами слишком сдержанный, местами по-современному психологичный, неоднозначный и очень живой, как и сам Игнатий Лойола.

«Автобиографию» много раз переводили, изучали и редактировали. Она выходила под разными названиями: «Завещание», «Исповедь», «Признание», «Воспоминания». Русскоязычное название «Рассказ паломника», пожалуй, более всего подходит этому тексту. Святой Игнатий ощущал себя пилигримом, хотя паломничество как таковое заняло ничтожно малую часть его жизни. Просто наш герой всю жизнь совершал странствие духа к своей святой цели.

С момента основания Общества Иисуса он уже почти не покидал Рим, живя в основном в доме при церкви Санта-Мария-делла-Страда. Церковь была передана обществу Павлом III 24 июня 1541 года, а в дом иезуиты въехали, когда он еще был недостроен. Это строение сохранилось до сих пор на нынешней Пьяцца-дель-Джезу, на углу улицы Арачели, и почитатели святого Игнатия могут увидеть его четыре маленькие «комнатки» (camerette), которые он занимал вместе с одним из своих монахов Хуаном Пабло Боррелем. Там первый генерал иезуитов вершил дела ордена и принимал посетителей. Ходил он обычно в черной сутане и черной широкополой шляпе, подвязанной тесемками под подбородком. Со времен паломничества в Святую землю он привык носить на животе кусок ткани, сложенной в несколько раз. Ему казалось, что это небольшое утепление помогает от постоянной боли в животе. Также он носил специальные мягкие туфли, в которых его изуродованные ноги чувствовали себя комфортнее. Из-за этого же недуга ему всегда приходилось использовать трость при ходьбе.

В его «комнатках» сохранились деревянные двери, два простых небольших шкафа и часть камина с трубой, помнящие хозяина. Одна из комнаток, в которой он, собственно, жил, имеет крошечный балкон. Игнатий часто наблюдал с него за звездами, говоря: «Какой ничтожной кажется земля, когда я смотрю в небо!»

Служение мессы не стало для него рутиной, несмотря на почти 20 лет священства. Каждая литургия повергала его в трепет, иногда в рыдания. В «Духовном дневнике» он упоминает боль в глазах, вставшие дыбом волосы и «жар во всем теле». Иногда после богослужения он тяжело заболевал. Зная за собой такое пристрастие, Лойола иногда специально ограничивал себя в служении мессы, в качестве покаяния за грехи, например за раздражение на уличный шум во время молитвы.

Вообще, ограничения, которые Игнатий на себя накладывал, очень необычны. Например, в какой-то момент он запретил себе утешаться мыслями о смерти во время сильных болей. Чтобы отвлечь себя от таких мыслей, он размышлял о бренности всего подлунного мира. Да Камара вспоминает его в такие минуты: «Как только кто-нибудь скажет: «Я сделаю это через пятнадцать дней или через восемь дней», — отец всегда, словно в изумлении, говорит: «Как! И вы рассчитываете столько прожить?».

И при этом Лойола оставался гениальным организатором. В последние годы ему удалось простереть свои замыслы на большую половину суши — от Индии и Японии до Бразилии. Свои дни он заполнял общением, масштабы которого удивляют. Помимо постоянных встреч и бесед, он отправлял огромное количество писем. В основном они написаны не им самим, а рукой его секретаря, но совершенно точно — под его диктовку. Только опубликованных насчитывается почти семь тысяч. Порою за день он отправлял послания десяткам самых разных адресатов, от маргиналов до монархов. При этом Лойола тщательно обдумывал и перечитывал по два раза каждое письмо, независимо от важности. «То, что мы пишем, нужно обдумывать более тщательно, чем то, что мы говорим, ибо написанное слово остается и несет в себе вечное свидетельство, и его не так просто исправить или залатать, как слово сказанное» — так наставлял он Фавра.

Скрупулезность и каторжный труд приносили плоды. Основывались иезуитские провинции в разных странах, открывались коллегии, приобретались дома, налаживались контакты с сильными мира сего. При этом жизнь ордена вовсе не стала комфортной. В чужих странах иезуитов ожидала неустроенность, а зачастую и гонения. Да и в Риме не все происходило гладко. На рубеже 1549–1550 годов после смерти одного из благодетелей Общество Иисуса постиг жестокий экономический крах. Тогда, вспомнив опыт основателя, все члены ордена вышли на улицы и начали просить милостыню.