Ignoto Deo

Мы считаем вышеприведенную критику необоснованной. Дело в том, что она строится на неверной предпосылке, что возможно "истинное" определение религии, полностью отображающее ее специфику. Продолжая эту мысль, можно сказать, что существует и "истинная религия", соответствующая этому определению. Таким образом, Е.В. Осипова фактически предлагает принять за основу нормативный исследовательский подход - т.е., универсальное определение "религии вообще" - отбрасывая все факты, не вписывающиеся в это определение. В самом деле, почему у Дюркгейма "весьма широкое определение религии"? Может быть, существуют объективные научные критерии, позволяющие выбрать из сотни определений религии единственно верное, а остальные отнести к ложным, или, по крайней мере, слишком "широким" или "узким"? Нам таковые критерии не известны. Также Дюркгейм критикуется за подмену понятия "религиозное" понятием "священное", и в конечном счете - за смешение религии и идеологии. Далее мы покажем, что границы между священным и религиозным, религией и идеологией весьма условны, а потому и среди современных исследователей нет и не может быть единого мнения на этот счет. Таким образом, критика дюркгеймовского социологического редукционизма осуществляется без должных на то оснований.

Следует также сказать, что социология религии Дюркгейма - это не музейный экспонат, интересный лишь для историков религиоведческих учений; некоторые современные исследования продолжают эту традицию. Так, весьма интересным является проведенный П.Ю. Черносвитовым подробный анализ церкви (социального образования, поддерживающего в обществе религиозную картину мира, считающуюся истинной) как объединителя. При этом отмечается, что в самом человеке заложена необходимость объединяться в сообщества, управляемые на основании общепринятой картины мира[101].

Возвращаясь к проблеме религиозного опыта, попробуем найти ее решение с помощью социокультурного подхода. Но вначале вновь дадим слово критику - на этот раз не только Дюркгейма, но и Джеймса. "Существует два противоположных взгляда на эту проблему, вытекающую из подобного рода рассуждений. Одни исследователи утверждают, что любое сознание в своей сущности религиозно, а значит, любое чувство, любой объект и действие могут быть признаны как религиозные; другие полагают, что нет надобности наделять чувство, объект и действие специфическим предикатом, а необходимо рассматривать их в чистом виде. По сути, оба эти воззрения сходятся в одном: они отказываются придавать религиозности статус специфической сферы сознания. Правда, по разным основаниям"[102]. Нам представляется, что приведенное высказывание О.С. Борисова - это критика не столько конкретных исследователей, сколько самого светского религиоведения, основные направления которого - это психология и социология религии. Действительно, психологи со времен Джеймса и до наших дней так и не нашли особого "религиозного чувства", а социологи показали, что практически любой объект или действие могут быть признаны религиозными[103]. Но тот факт, что оба этих подхода, на основании разных предпосылок, приходят к одному и тому же выводу, как раз и подтверждает невозможность придания религиозности статуса самостоятельной сферы сознания, что, впрочем, не исключает ее специфики. Сам же критик, обозначая свою позицию ("…можно предположить, что религиозное сознание, абсорбируя ценности, интенсивности и аффекты, создает абстрактное чувство Бога, который для конкретного религиозного сознания всегда один…, поскольку он открывается в своей непостижимости как реальность, которая непосредственно переживается и которая всегда сопричастна религиозному сознанию по мистической сути со-бытия"[104]), отталкивается от определения Джеймса ("совокупность чувств, действий и опыта отдельной личности, поскольку их содержанием устанавливается отношение ее к тому, что она почитает Божеством"), но далее рассуждает в духе не научного религиоведения, а религиозной философии (не философии религии!).