Иго любви

Она хотела бы, чтобы у Верочки был молодой красивый муж. Чтобы была между ними горячая, «алая» любовь. Все ее инстинкты язычницы подсказывают ей это веление.

Но вспоминаются Хованский и Садовников. Она так безумно любила обоих… Где прочность такого счастья?.. Сколько горя и обиды души ей эти люди с их маленькой любовью, не способной на жертвы и самообуздание!.. А Мосолов с его роковой страстью, доведшей его до могилы?

Через все это она сумела перешагнуть и построить себе новую жизнь. Но хватит ли на это силы у ее Верочки? Сколько горя ждет ее, если она выйдет замуж по страстной любви!

И тотчас эллинка исчезает. Выступает мать.

Образ Муратова встает перед нею, незабвенный образ пожилого, преданного друга, с его одышкой, с его сединой, с его душой, прекрасной и пылкой, как в двадцать лет… Вот это было счастье!.. Настоящее… Если бы Вере встретить такую любовь!.. Быть может, Лучинин?.. Угомонится же и он когда-нибудь и будет верным мужем.

В те дни, когда нет усиленной репетиции, и мать обедает вместе с дочерью, Надежда Васильевна все чаще, все пытливее вглядывается в наивное лицо Верочки, еще лишенное индивидуальности, — лицо без мысли и души, на котором только легкими штрихами намечены возможности.

И невольно Надежда Васильевна спрашивает себя: да есть ли у Верочки душа? То, что выделяет одну из тысячи других? Способность страстно любить и ярко ненавидеть?.. Отдаваться до самозабвения охватившему тебя порыву? Твердо идти к намеченной цели? Не гнуть головы перед судьбой?.. Не унижаться в любви? Знать себе цену?

Какие силы таятся в этом хрупком теле? Какие мысли дремлют в этой прелестной головке?

И опять эллинка в душе Нероновой стушевывается. Выступает трепещущая мать, полная мистического страха перед судьбой, полная ужаса перед жизнью и ее бурями.

Нет! Не надо борьбы. Не надо славы… Ни творчества. Ни страсти… Не допустит она Верочку вступить на кремнистый путь, которым женщина идет к известности! Пусть прозябает она, как полевой цветок, смиренно расцветший под солнцем, чтобы бросить в землю свое семя и покорно умереть.

Десять лет прошло с той памятной ночи, когда покончил с собой антрепренер одесского театра артист Мосолов; с той ночи, когда Надежда Васильевна бежала из Одессы.

Она ушла из дому с одним узелком в руках. Не только драгоценности, меха и мебель, даже ее платья и театральные костюмы — все пошло в уплату кредиторам.

В телеге контрабандиста, укрытая мешками с товарами, глухой ночью она счастливо миновала заставу, и следы ее затерялись в степи.

Она ушла, чтобы на обломках своей разбитой жизни создать новую; чтобы снять клеймо со своего имени и с памяти мужа, в несколько лет рассчитывая расплатиться; не имея в мире ни одного друга, ни одного покровителя; надеясь только на Бога да на собственные силы.

В записке, переданной Рухле — еврейке-факторше, — Неронова просила ее обойти всех кредиторов Мосолова и успокоить их. Через два-три года она обещала расплатиться с ними… А в залог оставила им свою дочь Верочку, которая училась в частном пансионе.

— Героиня! — говорили о ней одни.

— Бессердечная женщина! — восклицали другие.

— Оставить заложницей шестилетнюю девочку!.. Бросить ее на чужие руки!

— Это было ее высшей жертвой. Она знала, что делала, оставляя здесь свое сокровище. Все можно бросить без сожаления. А за дочерью вернешься когда-нибудь…

Так разделились мнения.

А в это время Надежда Васильевна без устали мчалась все дальше. Куда?.. Разве она знала определенно?.. Были товарищи по сцене в Казани, в Нижнем. Но все это далеко. А деньги были уже на исходе.

В N*** была остановка. Все колокола звонили. Город праздновал память святого Угодника, своего покровителя, мощи которого стоят в соборе.

Умывшись и переодевшись в единственное траурное платье, вынутое из узелка, с креповым вуалем на голове, Надежда Васильевна вошла в церковь. И как стала на колени с самого начала обедни, перед образом святого, так и не поднялась до конца службы.

Огонь от восковых свечей зыбился и словно зажигал искорки в глазах Угодника. Внимательно и ласково из ризы, усыпанной жемчугом, глядели карие очи на эту бледную, замученную женщину в черном. С кроткой улыбкой прислушивался, казалось, святой к этим горьким рыданиям, к этим далеким от него звукам земной печали. Его поднятая рука благословляла ее на дальнейший путь, полный борьбы и испытаний.

Губернатор Опочинин два раза оглянулся на незнакомку.

Кругом стояла разряженная толпа. Так торжественно гремел хор. Так щедро лило солнце свое золото в окна собора высоко вверху. День был такой красивый, с чуть заметной свежестью наступающей осени, когда так пышны астры на клумбах; когда в садах наливаются сливы, бергамоты и бель; когда под вечер так страстно стрекочут в поле кузнечики; когда все спешит жить и насладиться перед недалекой зимой.