Иго любви

— Батюшки-светы! — смеется Поля в девичьей. — Из себя такой молодой еще да видный… Лицо белое… А как шапку снял — Мать Пресвятая Богородица, — голова, что моя коленка… Только вкруг затылка бахромка черная… Уж лучше б, как татарин, в шапке сидел!

То же думает и Вера, брезгливо поглядывая на нового «поклонника». Ее удивляет, как изменилась Надежда Васильевна. Вся какая-то растерянная. Нет ни гордости, ни иронии.

— Моя дочь, — говорит она с какой-то новой, словно виноватой улыбкой.

Вера делает грациозный реверанс и садится у стола.

Бутурлин зорко щурится на нее первый миг и больше не обращает на нее внимания. Он весь поглощен артисткой. Два вечера подряд он видел ее в драме и просил представить его ей за кулисами.

Он красноречив, остроумен, интересный рассказчик, полный темперамента. Увлекаясь, он бегает по комнате, делает размашистые, естественные жесты оратора. У него белые холеные руки. На нем прекрасно сидит сюртук.

Надежда Васильевна не сводит с него глаз, а скулы разгорелись. Ноздри нервно трепещут. В глазах какой-то особенный блеск. Такой Вера видела ее только на сцене эти два года, да изредка на хуторе.

Подъехали, точно сговорившись, губернатор с Лучининым. И сразу насторожились. «Как молода, как интересна!» — думает каждый из них, глядя на хозяйку, встретившую их с такой рассеянной, далекой и все-таки виноватой улыбкой.

— Пронюхали… Струхнули… Отставки боятся, — говорит в столовой Аннушке Поля, разливающая чай.

Аннушка испуганно толкает ее в бок. В дверях стоит барышня, надменно выпятив нижнюю губку.

— Мы ждем чаю, — кидает Вера, глядя поверх головы смутившейся Поли. И скрывается.

Большими глазами смотрят горничные друг на друга.

Долго сидят гости. Ни один не уходит. Каждому хочется пересидеть других.

«Уморушка!» — думает Поля, пряча пронырливые глаза и беззвучно разнося чай, печенье и фрукты.

Наконец гость встает. Хозяйка провожает его до передней.

— Значит, вы завтра уезжаете? — томно спрашивает она.

— Что делать?.. Служба!.. Если бы мне дать свободу!.. К Пасхе буду опять.

Она возвращается в гостиную. И сразу гаснет. Опять вялая, равнодушная, будничная. Друзей своих она не удерживает. Два раза она подавила зевок.

— Простите… нервное, — говорит она.

Какое там нервное!.. «Хоть ложками собирай», — ядовито думает Поля, шмыгающая мимо с подносом.

«Мы с вами короли в отставке», — говорят Опочинину хитрые глаза Лучинина, когда они оба встают и подходят к ручке Надежды Васильевны.

На подъезде Опочинин со вздохом жмет руку соперника. Он искренне любит его в эту минуту.

Надежду Васильевну нельзя узнать. Куда делась ее хандра?

Со стороны поглядеть, ей семнадцать лет. Голос у нее звонкий. Глаза блестят. Все в доме вздохнули свободно. Она опять гадает. Выходит трефовое письмо. Она его ждет.

Получив, запирается в спальне.

Поля ехидно улыбается.

Печален только Опочинин. А Лучинин, притаившись, выжидает чего-то… Каприза?.. Минуты слабости?.. Порыва, предназначенного другому?

— Я сыграл довольно глупую роль, — дерзко говорит он один раз хозяйке наедине. — Я вас развращал все эти годы… но не для себя.

— Послушайте… Вы ждете, чтоб я вас выгнала?

— Ах, это было бы кстати теперь… Сознайтесь!

— Вы совсем с ума сошли, Антон Михайлович!

— Нет, не надо сердиться! Будем говорить по-приятельски… Когда мы познакомились, вы были добродетельны, как… мещанка… извольте, скажу иначе… как попадья… В вас крепким сном спала та, другая, которую я угадал два года назад… помните?.. Та, которая жила только…

Он медлит одну секунду. Кровь кидается ей в лицо… «Сейчас скажет в маскараде…»

— …только на сцене и всех нас сводила с ума… Теперь она встала во весь рост… Другой уже нет… Мир ее праху!

— Вы думаете?

— Убежден. И над этим расцветом вашей души я работал почти пять лет.

— Благодарю вас!

— К сожалению, работал для другого. Я сыграл роль пожилого мужа, который женится на молоденькой. Это обычная история. И я, старый дурак, наказан за самонадеянность.

— Мне очень жаль вас.

— Смейтесь… смейтесь… Есть хорошая французская поговорка: rira bien qui rira le dernier…

— Ах, ради Бога, не грозите! Я так суеверна…

— Дайте ручку! В конце концов, я все-таки доволен. Развращать добродетельную женщину — само по себе утонченное наслаждение.

— Подите прочь!.. Не целуйте моих рук… Вы ужасный циник!.. Пора бы вам угомониться… Отчего не женитесь?

— А вы отдадите за меня вашу Верочку?

Надежда Васильевна смущена.

— Против воли не отдам… Постарайтесь понравиться!

— Рад стараться…

— А она… вам нравится?

Голос Надежды Васильевны выдает ее тревогу.

— Очень… В ней чувствуется натура. Из нее выйдет интересная женщина.

Она сияет и отдает обе свои руки будущему зятю, даже не замечая в своей радости, что он целует и розовые ладони и пальцы, и выше кисти, — чего не смел делать до сих пор.

— Ну, довольно!.. Ее-то, надеюсь, развращать не будете?

— Нет. Не буду… Слишком невыгодно.

На дворе опять весна. Назревают большие события. Скончался государь Николай Павлович. На престол вступил Александр II.