Иго любви

Прощай, о счастье! Прощайте, грезы!

Мы снова, сердце, с тобой одни.

Ушли восторги, опали розы.

Закат последний зажег огни.

Огни заката сожгли надежды

Холодным жаром своих лучей.

Мечты, прощайте… Закройтесь, вежды…

О, смерть, приди же! Скорей… скорей…

Накануне этого дня барон Нольде приехал в N*** из Петербурга, где служил, и остановился в гостинице.

Он только что обручился с Мерлеттой Опочининой. А теперь, по просьбе ее матери, Дарьи Александровны, вторую зиму жившей в Петербурге, Нольде решил проехать в Отрадное, имение невесты, чтобы продать по доверенности, выданной ему, участок леса и привезти деньги, нужные для приданого и свадьбы.

За день Нольде устал от деловых свиданий и разговоров. Вечером он сошел вниз, в залу, где находилась ресторация гостиницы, считавшаяся лучшей в городе.

За одним из столов кутила офицерская компания. Хлопали пробки шампанского. Говорились речи. Слышались взрывы хохота.

Нольде показалось знакомым одно лицо. Заметив его пристальный взгляд, официант почтительно доложил:

— Мальчишник справлять изволят… Барон Норден женится завтра…

— Кто?

— Норден… барон… ***ского полка…

«Неужели Норденгейм?.. Как он облысел, однако!..»

Его глаза встретились с ласковыми глазами барона, и Нольде первый почтительно поклонился ему издали, сдержанно улыбнувшись.

— Кого я вижу! Володя… Владимир…

«Как по батюшке-то?.. Ничего не помню…»

Через мгновение подошедший «жених», раскрасневшийся и уже навеселе от одного бокала шампанского, крепко жал руки Нольде.

Он знал его еще маленьким, когда сам кадетом наезжал в имение соседей в Псковской губернии. Черноглазый ребенок с восторгом глядел на мундирчик кадета, охотно шел к нему на руки. Много позднее они встретились в Петербурге, когда черноглазый мальчик превратился в изящного правоведа. И целый вечер тогда они проговорили, как родные, предаваясь далеким воспоминаниям, где царил образ умершей прекрасной баронессы Нольде, так страстно любимой единственным сыном. Было так странно и сладко среди чопорной чужой толпы встретить друга детства, говорить о милых сердцу, навсегда покинувших этот мир.

— Ну, как поживаете?

— Говорите мне по-старому ты, милый барон! Это мне будет приятно.

— Надолго… ты сюда?

— Завтра еду в Отрадное по делам невесты. Я женюсь…

— Вот как!.. На ком же?

— На Мери Опочининой… Вы ее не знали?

— Что-то не помню… Поздравляю!.. И я вот, друг Володя, женюсь… На старости лет сошел с ума. Понимаешь?.. Завтра свадьба.

— Ну какой же вы старик? Такой молодчина!.. Дайте мне вашу руку!.. Кто же невеста?

— Верочка Шуб… то бишь, Мосолова… дочь… Что ты на меня так смотришь? Разве ты ее знаешь?

Нольде потер горло, но голос все-таки прозвучал хрипло:

— Да… я ее встречал.

— Стало быть, понимаешь… меня? Красавица… тоненькая, беленькая… В дочери мне годится… Какая же я ей пара?

Нольде не слышал ничего. Кровь била в виски.

Взяв его под руку, барон подошел с ним к столу, познакомил его с Балдиным и товарищами, предложил ему шампанского.

Нольде залпом выпил свой бокал, чокнувшись с бароном.

Он много пил в этот вечер, но был молчалив и рассеян, отвечал невпопад и поднялся, наконец, ссылаясь на усталость и головную боль.

— Д-да… глаза у вас странные, — заметил Балдин.

— Володя, я тебя завтра на свадьбу жду, — сказал ему барон, прощаясь.

— Непременно, непременно… если не уеду в Отрадное.

Барон вышел за Нольде на лестницу и опять остановил его. Хотелось говорить. Хотелось открыть перед милым «черноглазым мальчиком» свою застенчивую душу. Разве не был он по-старому одинок? Разве мог он высказать свои сомнения перед вечно шумным, суетливым и злоязычным Балдиным?

Он взял Нольде за пуговицу сюртука, и глаза у него были робкие, несчастные.

— Ну сознайся, Володя!.. Ты в душе смеешься над старым дураком?.. И мне что-то… страшно стало… Такая красавица…

— Но вы — барон Норден фон Норденгейм, — перебил Нольде с надменной усмешкой. — Ей (дочери актрисы, чуть не обмолвился он)… такая партия не снилась…

— Эй, голубчик!.. Полно… Я бы два титула и все гербы отдал бы, чтобы иметь сейчас твою молодость да внешность… да силы нерастраченные… Только это, поверь, и ценно…

Наконец один!

У себя, в номере, Нольде лег одетый на диван и пролежал так полночи, не закрывая глаз, неотступно думая о Вере.

Это дико, в сущности. Что она ему? Особенно теперь, когда он сам через месяц-полтора женится на Мери, которую любит… да… любит всем сердцем и навсегда! Он сам был поражен силой своего волнения. Даже добродушный и доверчивый барон заметил, как изменился он в лице при ее имени… «Что ты так глядишь на меня?..» К счастью, он не понял. О, не встречаться с нею никогда!

Часы били не раз. Он не двигался, не чувствовал затекших членов, онемевших, закинутых за голову рук.