Этого Олаф не мог допустить. Но как вернуть святыню, не навредив отцу? Ночная вьюга стихла и снег перестал идти, а это значит, что следы, оставленные им по пути в конюшню, останутся не заметенными.
Что подумает Воевода, увидев эти следы? Скорее всего, он решит, что их оставил предатель, помогавший пленнику бежать с заставы. И, конечно же, первыми под подозрение попадут они с отцом.
Хуже и быть не могло. Но и мысль о том, что он навсегда потеряет талисман, связующий его с душой матери, для юноши была невыносима. Что делать — подвергнуть смертельному риску себя и единственного родного ему человека или навсегда утратить связь с матушкой? Олаф никак не мог разрешить внутренний спор.
«Господи, подскажи выход! — беззвучно шептал он, обращаясь к Вседержителю. — Научи, как вернуть матушкин оберег и не навлечь на нас беду!»
Ответ, прозвучавший в его мозгу, зрелому человеку мог показаться по-детски бесхитростным, но Олаф, ждавший подсказки свыше, поразился его мудрой простоте.
Нужно сделать так, чтобы никто не догадался, что следы на снегу принадлежат Олафу. А сделать это было нетрудно. Достаточно переменить обувь.
В большом сундуке, занимавшем угол его светлицы, среди прочих вещей хранилась пара желтых остроносых сапог, точь — в-точь таких, какие носили жолнежи Воеводы.
Ни Кшиштоф, ни его люди не знают, что у Олафа есть такие сапоги. Это значит, что они не заподозрят юношу в ночном посещении конюшни, а следы на снегу припишут одному из своих товарищей.
Это вполне устраивало Олафа. Пусть поляки ищут изменника среди стражей, тогда они меньше будут подозревать в пособничестве беглецу Харальда и его сына.
Нет, Олаф не причинит вреда родителю — напротив, своим ночным походом отвлечет от него внимание недоверчивого Самборского Владыки. Потом, найдя ладанку, он вернется домой и спрячет сапоги так, что их сам черт не отыщет. Эх, только бы никто не увидел его выходящим на двор!
Приняв решение, он облегченно вздохнул. В душе Олафа все встало на свои места, сомнения, терзавшие его, отступили прочь. Вынув из сундука желтые сапоги, он выскользнул из своей горницы на втором поверхе и тихо спустился вниз по крутой бревенчатой лестнице.
Олаф знал, какое опасное дело затеял, и через горницу, занятую людьми Воеводы, он крался с величайшей осторожностью, стараясь не задеть ненароком кого-нибудь из спящих.
Но Бог был милостив к нему. Ни один из стражников не разомкнул век, пока он пробирался сквозь трапезную, превращенную зельем Харальда в сонное царство.
Воины Воеводы спали вповалку, на лежаках и лавках вдоль стен, сотрясая их дружным храпом. Темной тушей у дальней стены громоздился Самборский Владыка, чей низкий, утробный храп, походил на рычание старого льва.
Сердце отчаянно билось в груди Олафа, когда он проходил мимо спящего Воеводы. О том, что бы с ним стало, пробудись Кшиштоф хотя бы на миг, юноше страшно было даже помыслить. Он вновь облегченно вздохнул, когда, миновав трапезную, вышел в сени.
«Если вернусь назад, поставлю Господу самую большую благодарственную свечу! — подумал он, натягивая на ноги желтые сапоги. — Хорошее сонное зелье сварил отец, дай бог, чтобы оно не подвело меня на обратном пути!»
На дворе его встретила, зимняя ночь. Не было ни ветерка, и юноша особо не чувствовал мороза, но желание поскорее исполнить задуманное подгоняло его сильнее стужи.
Обогнув гостиный дом, он свернул к длинному, крытому соломой зданию конюшни. Но, уже подходя к ней, Олаф понял, что не все идет так, как ему бы хотелось.
Следы на снегу говорили о том, что беглец еще не выбрался из конского пристанища, и это обстоятельство вновь поставило Олафа в тупик. Он не хотел встречаться с пленником Воеводы, поскольку не знал, чем для него может закончиться такая встреча.
От людей Воеводы Олаф слыхивал, что пойманный тать скор на расправу, и его поступки порой непредсказуемы.
Что было делать юноше? Разум подсказывал лишь два выхода: ждать, когда Волкич, наконец, покинет конюшню, или попытаться войти туда, невзирая на присутствие ночного гостя.
Будь у Олафа запас времени, он бы охотнее предпочел первый выход. Но он не знал, сколько часов отпущено ему сонным зельем отца, и поневоле выбрал второй.
По разумению юноши, беглец должен узнать в нем сына своего союзника Харальда и отпустить его с миром. Но может статься, что тать примет его в темноте за соглядатая Воеводы, пришедшего по его душу. Как он поступит тогда?
Обладай Олаф даром речи, он сумел бы убедить пленника Воеводы, что не враг ему, но как доказать что-либо человеку, если ты разговариваешь лишь движениями рук?
Олаф вновь обратился к Господу за советом, но на сей раз небо безмолствовало. Лишь холодно перемигивались равнодушные к земным страстям звезды да безразлично светил, заливая мир серебром, лунный лик.
Юноше стало зябко и одиноко. Ему захотелось поскорее свершить задуманное и вернуться домой. К счастью, он захватил в трапезной смоляной факел, который был теперь как нельзя кстати.
Олаф зажег его при помощи пучка соломы и огнива и осторожно потянул за кольцо дубовую дверь.