Игорь Бунич_В огне государственного катаклизма

Непенин был страшно поражен этим шагом, пугавшим его последствиями, и только тот факт, что переворот происходил, видимо, с одобрения Великого Князя Николая Николаевича, которого он глубоко уважал, как человека сильной воли, и создание, что раскол в среде высших военных начальников должен гибельно отразиться на боеспособности армии и флота, вынудили его, после долгой внутренней борьбы, признать Временный Комитет Государственной Думы. Медлить было нельзя, так как на Флоте уже поползли зловещие слухи о событиях, и некоторые корабли были уже ненадежны. Непенину оставалось только идти впереди событий, чтобы не упустить инициативы. Если бы не так, то адмирал Непенин сумел бы умереть. Он много раз видел смерть перед глазами и всегда был готов к ней.

И Непенин этот шаг сделал. Но какой ценой внутренней трагедии он за него платил можно судить по словам того же автора, что после посылки своего ответа «Непенин ходил как убитый. Прежнего жизнерадостного Непенин а нельзя было узнать. Он как-то сразу весь осунулся и постарел за несколько часов».

О своем признании Временного комитета Государственной Думы Непенин тотчас донес в Ставку адмиралу Русину и сообщил старшим начальникам Флота и крепостей Балтийского моря.

Пригласив к себе всех наличных в Гельсингфорсе флагманов, он огласил им телеграмму Родзянко и свой ответ, прибавив, что если кто из них не согласен с его решением, таковых он просит отдельно придти к нему в каюту. Очевидно, он опасался каких-либо репрессий со стороны команд против тех, чей протест мог быть подслушан кем-нибудь из матросов, и оберегал их, принимая все последствия на себя одного.

Все присутствовавшие, за исключением адмирала М.К. Бахирева, признали его решение правильным. Но и этот последний, сперва заявивший Непенину, что, оставаясь верным Государю, он не считает для себя возможным продолжать службу, выслушав его доводы, признал, что в борьбе с внешним врагом уходить в сторону нельзя и остался на своем посту.

Между тем, и на кораблях в Гельсингфорсе уже поползли слухи о происходящем в столице и, чтобы предотвратить волнения, Непенин приказал вызвать на флагманской корабль по два депутата от всех кораблей и частей флота и крепости.

«Через час, — рассказывает флаг-офицер его штаба, — в командном помещении «Кречета» собралось около сотни депутатов. Адриан Иванович вышел к ним и произнес самую замечательную речь, из всех которые мне пришлось услышать за всю мою жизнь. Он описал все события последних дней и необходимость продолжать войну. Ввиду происшедших событий положение команд изменится, и он займется этим вопросом завтра же. И под конец, предложил им поговорить между собой и, если они укажут ему на какие-либо срочные меры, он готов их обсудить и, по возможности, осуществить.

Это совещания продолжалось около часа, и когда Адриан Иванович вышел к делегатом, они заявили только три пожелания: во-первых —- курить на улице, во-вторых — носить калоши и третье, которое я не могу припомнить, но столь же идиотское.

Непенин бы, видимо, поражен такими скромными требованиями и не колеблясь ответил, что все это легко устроить».

Как видно из этого рассказа, не только каких-либо политических и экономических вопросов, но даже никаких претензий на отмену чисто внешних правил воинской дисциплины, как например, отдание чести офицерам, ни один из этих многочисленных депутатов не поднимал. Каким ярким опровержением является это факт мнению тех, кто, думает, что матросы Балтийского флота якобы не любили своего командующего именно за его требовательность в этом отношении.

И никто из этих делегатов не только не высказал враждебных чувств ни лично к нему ни по адресу своих командиров и офицеров, но даже не упомянул «пищу» — обычный объект претензий в бунтарские дни 1905-1906 гг.

К сожалению, только что вступивший на пост министра юстиции Керенский не смог посетить флот вовремя. Позднейший приезд его в Ревель и прием, оказанный ему там толпами матросов, солдат и рабочих вполне подтвердили возлагавшиеся на него надежды на успокоение масс. Можно думать, что его влияние на них в те дни могло бы предотвратить и всю последующую кровавую трагедию Флота.

Между тем, в Кронштадте, где сосредоточены были многочисленные кадры запасных и имелся значительный элемент революционно настроенных портовых рабочих, волнения выливались в уличных демонстрациях.

«В Кронштадте беспорядки, — телеграфировал 1 марта генерал-квартирмейстер

Штаба Верховного Главнокомандующего начальнику Штаба главнокомандующего Северным фронтом, •— Части ходят по улицам с музыкой. Вице-адмирал Курош доносит, что принять меры к усмирению с тем составом, который имеется в гарнизоне, он не находит возможным, т.к. не может ручаться ни за одну часть».