Игорь Бунич_В огне государственного катаклизма

Как видно, демонстрации эти носили еще довольно мирный характер, когда телеграмма Непенина должна была уже быть в руках начальства, но, как говорит один из свидетелей последовавших кровавых событий, было задержано ее опубликование. По его мнению, эти эксцессы вероятно могли бы быть предотвращены, если бы сообщение о признании им Временного комитета Государственной Думы было бы немедленно и широко опубликовано. Но, разумеется, это остается лишь в области предположений, хотя и весьма вероятных.

В портах Балтики

Одновременно с отправкой телеграммы о признании Временного Комитета Государственной Думы в Ставку Непенин сообщил об этом и всем страшим морским и военным начальникам подчиненного ему Флота и крепостей.

И, поскольку можно судить о ходе событий в различных пунктах, там где это сообщение было объявлено достаточно своевременно, восприятие событий командами было относительно спокойным.

Так, на с стоящих в Ревеле кораблях и в морских береговых командах известие было принято с выжидательной напряженностью, но без особых эксцессов, тогда как в среде войск гарнизона крепости Императора Петра Великого и рабочих порота настроение приняло столь угрожающий характер, что Непени ну потребовалось просить председателя Государственной Думы послать туда депутатов для успокоения. Однако прибытие представителей умеренного центра Думы не внесло ожидаемых результатов и на следующий день Непенин вынужден был вновь обратиться к Родзянко.

«Сообщаю копию моей телеграммы председателю Государственной Думы, — донес он в ставку верховного Главнокомандующего, — положение в Ревеле вновь приняло угрожающий характер. Войска выходят из повиновения. Прибытие членов Государственной думы не внесло достаточного успокоения. Из Ревеля предают, что является желательным прибытие депутата Керенского, который пользуется особым авторитетом у рабочих».

Бунт в Гельсингфорсе

Тем временем темные силы не дремали и главный их удар был направлен на самое

ядро флота в Гельсингфорсе.

Как впоследствии стало известно, Ленин и возглавляемая им партия социал-демокра- тов большевиков широко финансировались Германским Большим штабом в целях морального разложения вооруженных сил России. И полная аморальность ее вождей, готовых на любое предательство своей страны для достижения партийных целей, сделала ее платным агентом Германии, работавшим на поражение России, под флагом социальной революции.

Оружием этой работы служила революционная пропаганда, для которой обстановка в Гельсингфорсе являлась весьма благоприятной благодаря легкости установления контакта с людьми из команд, стоявших в бездей- • ствии на Свеаборгском рейде и у стенки порта судов. И, как показали события, особенно прочные гнезда бунтарских направлений были свиты на линкорах 2-й бригады.

Все же, несмотря на это, взаимоотношения между офицерским и рядовым составом на большинстве судов в первые дни революции оставались доверчивыми, и Флот все еще не терял свою боеспособность.

Ничто не разделяет людей в такой степени, как взаимно пролитая кровь. Она отравляет души обеих сторон. В народах примитивных она рождает «кровную месть»,

живущую в поколениях, но и среди людей высокой культуры она вырывает глубокую пропасть, засыпать которую могут лишь долгие годы. И вот, эту-то пропасть предатели рыли руками свихнувшихся под влиянием их пропаганды простых людей.

Кровавая ночь

День 3 марта проходил на Свеаборгс- ком рейде внешне спо

койно, когда вдруг, во время ужина, Непенину доложили, что на «Павле» и «Андрее Первозванном» подняли красные флаги и слышна ружейная стрельба. Там, видимо убивали своих офицеров. Первым естественным его движением было желание немедленно подавить бунт любой ценой. И единственной силой, способной это выполнить, была 1-я бригада

линейных кораблей.

«Дайте мне диспозицию флота на рейде,» — приказал он, — говорит флаг-офицер Оперативной части Штаба Флота. — Адмирал смотрел углы обстрела. Задумался и произнес: „Нет, я русской крови не пролью"».

Да, хотя во время смотра «Гангуту» Непенин и говорил, что будь он на месте Канина, то за произошедшее на этом корабле коллективное нарушение дисциплины он утопил мы корабль со всем его экипажем, теперь, в этот грозный момент

448

кровавого бунта, рука его на такое тяжкое дело не поднялась.

Была ли это слабость? Не хватило духа эту угрозу теперь выполнить? Думается, что нет. Вернее, говорил просто здравый смысл. Ведь уверенности в том, что в настоящей обстановке 1-я бригада такой приказ выполнит, быть не могло. А ее неповиновение сделало бы положение ужасающим. Ручьи офицерской крови слились бы в широкую реку.

Печальная же участь флата, как боевой силы, в его глазах, все равно теперь окончательно определилась.

"Россией правит черт!" — воскликнул он, когда ему доложили об убийстве начальника 2-й бригады линейных кораблей контрадмирала Небольсина.