Возвращался князь с малым своим отрядом той же дорогой. На душе пуще прежнего было одновременно тревожно и радостно. Солнце поднималось неспешно, всё не желая расставаться с серой облачной кисеёй, и потому свет был приглушённо-рассеянным, как под водой, средь багрянца последней листвы и вечной зелени сосновых лап. Послышался стук копыт, и вскоре подскочили двое дозорных.
– Там древляне, рекут, из Искоростеня, возмущены, княже, что ты снова пришёл за полюдьем, которое совсем недавно уже было собрано тобой и Свеном, – доложили воины.
– Они что, мухоморов объелись или брагой обпились, откуда про полюдье-то взяли? – рассержено рыкнул князь и пришпорил коня. Приближаясь к толпе конных древлян, одновременно с нарастающим гневом Игорь ощутил неприятный укол в сердце: про то, что поехал вроде как «дособирать» дань, он сказал только воеводе…. Выходит, что… – догадка кинжальным сполохом резанула внутри, обдав сразу хладом и жаром.
– К бою, – кратко бросил он Боричу, вынимая меч из ножен. Краем ока Игорь заметил, как ровным полуколом охватывают его отряд воины на крепких конях, чем-то неуловимо отличные от древлян. Это было последнее, что видел старый князь перед боем, – дальше началась схватка, не на жизнь, а на смерть, кровавая и беспощадная. Игорь ощутил это с первых же мгновений, когда узрел неведомых противников, лики которых были почти скрыты под кожаными и железными масками. Вступив в яростное единоборство, князь лишь урывками зрел искажённые злобой очи, кровь на челе и кольчуге, чуял лязг клинка о клинок, о щит, ещё удар, и ещё кровь. Он давно так не дрался, – легко, отчаянно и дерзко, почти как в молодости, когда княжеские заботы лежали на широких плечах дядьки Ольга. Узрел, как пал от вражьего удара молодой стременной, а потом верный Борич, чело которого залилось кровью, вдруг завалился набок. Почуял удар в шуйское плечо, узрел всполох чёрно-красной тьмы, ощутил своё непослушное тело, и десную руку, будто из мякины, которая вздымается, чтобы встретить новый удар, и не успевает…
Потом, как будто из-под воды или перины услышал глухие слова на чужом языке, стоны, и чужое недоброе дыхание совсем рядом.
С трудом открыв тяжёлые веки, увидел, что привязывают к какому-то дереву чью-то ногу. Не сразу понял, что это его нога. Перед очами плыли кровавые круги, а в ушах шумело, будто он сидел в большой кадке, на которую обрушился ливень. Чужое дыхание пропало, человек в чёрном сноровисто вязал его, Игоря, вторую ногу к согнутой берёзе. «Человек в чёрном, в чёрном…да это же монах папский»… Сквозь шум в ушах дошли слова, сказанные с франкским или сакским выговором.
– Шьто, кнез Икор, ты теперь вспомнил, как не посволил ф Киеф ставить наша кирха, храм фсевишний бог, ты думаль, что ты фише самого Иисуса? Помнишь, как ты кафариль, что не так уж и мнока тех христиан?
– Нитщеко, он скоро поймёт клавное, что нас, христиан, уше мноко, даше в твой терем, кнез. – Заговорил мягко, но зловеще другой голос, и Игорь сразу вспомнил его обладателя, – пастора Рудольфа из Искоростеня, где вместе с варягами служили у тамошнего князя Мала саксы, франки и норманны.
– Ага, мало дани в Царьграде взял, упырь ненасытный, так ещё и к нам за нею пришёл раз, да другой вернулся, вот сейчас мы тебя землёй-то и накормим, – зло заговорили древлянские воины.
– Нет, это слишком простой смерть, кнез не достойный, – проговорил кряжистый монах. – Мы путем его каснить по старый готский обычай. Ты пудешь помирайть быстро, но польно, что, страшно, кнез Ингар?
– Дурак ты, монах, – с трудом, но спокойно проговорил князь, – воина смертью напугать решил, точно дурак, а я вас, скотов готских, хитрыми считал, тьфу! – Князь устало прикрыл очи. Ему теперь стала понятна собственная недавняя печаль и в то же время тёплый покой на душе. Выходит, что в последние дни проснулись способности зреть грядущее, надо же…
– Видали, он ещё и плюёт на нас, даже воевода Свенельд, и тот отказался вдругорядь идти по дань, ни у кого такого не заведено, а сей скаредный Игорь пошёл!!! – воскликнул добротно одетый искоростенец, не то боярин, не то богатый купец.
– Не ходил я за вашей несчастной данью вдругорядь, по другим делам я тут.
– Ага, гляди, народ, по грибы к нам князь пришёл, наши-то грибы получше, чем киевские! Врёшь, злодей, мы всё знаем, есть и среди киевских вельмож правдивые люди! – снова почти закричал всё тот же знатный искоростенец.
– Мы, христиане, не таём челофек умирать без покаяний, пастор Рудольф отпустит твой грехи.
Игорю уже было трудно говорить, силы убывали вместе с истекающей из тела рудой.
– Чую…погубят вас, как и меня… сии люди «правдивые» из Киева… – одними устами выдохнул князь, но слов его, пожалуй, никто уже не услышал.
Мысли стали путаться в голове раненого князя, потом он куда-то летел, потом всё кончилось, и наступил мрак, за которым должно было находиться ещё что-то….