—
Сара может только наблюдать за тем, как Бенишек без предупреждения сдергивает с женщины легинсы до лодыжек и тут же начинает над ней глумиться. Камера отворачивается, крупным планом показывая его лицо с высунутым в деланом рвотном позыве языком, и когда поворачивается обратно, фокусируется прямиком на смущенной попытке девушки прикрыть трусики и на струйке менструальной крови, стекающей по внутренней поверхности ее бедер.
Сара чувствует, что ее разрывает надвое. Одна половина отчаянно пытается успокоить подскочившее давление, боясь поддаться неконтролируемой жестокости, в то время как другая ее половина жаждет схватить клюшку для гольфа и бить по тем суставам, которые пропустил Бретт.
— Хватит, — слышит она свой собственный голос. — Мэгги права. Выключи эту мерзость.
Бретт ее игнорирует. Он смотрит на Линду, ожидая приказа, и поскольку та молчит, фильм продолжается.
— Бретт, ты меня слышишь? — спрашивает Сара. — Выключай!
Все. Стоп.
Сара забывает, как дышать, и медленно поворачивается лицом к представлению.
На экране победившего игрока выводят вперед. Бенишек спрашивает:
Что-то в этих словах заставляет Мэгги вскочить с места и едва не заорать:
— Хватит!
Она стоит, ее силуэт отбрасывает тень на белый развернутый экран, и фильм проецируется на все ее тело. Кажется, будто Мэгги в фильме.
Грубо. Грязно. Насмешливо.
— Ну что же, Глюк, будешь
Мэгги подходит к проектору. На экране появляется девушка с кобальтово-синими волосами, в белой футболке с надписью «PWN ME». На вид ей не восемнадцать. И это, конечно, потому, что ей на самом деле никаких не восемнадцать.
Говорят, кровь застывает в жилах, и теперь Сара чувствует то же самое. Лицо девушки. Откуда-то из недавнего вихря своей жизни Сара знает это лицо. Она видела его всего несколько часов назад. Она видела его на фотографии.
— Нет. — Она слышит собственный вздох. — Нет.
На экране девушке помогают избавиться от футболки, и Сара поворачивается к дальнему углу комнаты.
А там она видит Линду, которая приставила к собственному горлу один из кухонных ножей Бенишека, и ее слезы катятся по лезвию.
— Да, — произносит Линда. — Да. Это моя дочь.
62
Пятый игрок
— Алисса! Спускайся! Ты не поверишь, что только что произошло!
Линда отправилась налить себе бокал вина — белого, поскольку час назад разбила свою первую на сегодня бутылку красного о голову грабителя в ближайшем магазинчике, и заметила, что в раковине нет посуды. Это ее обеспокоило. Похоже, Алисса стала плохо есть, и это началось не вчера. Как подсказывает материнское сердце Линде, девочка в шаге от расстройства пищевого поведения.
— Алисса? Ты сегодня ела?
Ответа не было. Линда твердила себе, что это, вероятнее всего, наушники — Алисса вечно таскала их на себе, все время играла в свои игры, но, поднимаясь по лестнице, не могла избавиться от ощущения, что здесь что-то не так. Что-то почти… пугающее.
— Алисса?
Она немного сильнее, чем собиралась, распахнула дверь спальни дочери и включила верхний свет, и ее охватила паника.
Алиссы не было. Остался ее телефон.
И еще лежал конверт с короткой запиской, написанной от руки. Линда прочла ее дважды, прежде чем набрала номер бывшего мужа. Сонный и рассеянный, он ответил:
— Линда?
— Ричард, пожалуйста, скажи мне, что Алисса у тебя.
Ее там не было.
Разве подсознательно Линда не отмечала изменения в поведении дочери в течение нескольких недель? Потеря аппетита. Несвойственная тишина в ее комнате. Стриминг, бывший частью жизни ее дочери и всегда наполнявший дом столькими звуками, практически затих.
— Как давно? — позже в тот вечер спросил Ричард. Линда ехала на заднем сиденье его «Ауди». На переднем пассажирском сидела его тридцатилетняя подружка Бекки, выражение лица которой говорило, что она тоже волнуется, что она тоже часть семьи и что она имеет право находиться здесь. — Я не понимаю. Почему она перестала вести свои трансляции?
— Да не знаю я, — ощетинилась Линда. — Она поехала на тот слет… Это было в конце июля или начале августа, и с тех пор она потеряла к ним интерес.
— Что за слет?
Линда крепко зажмурилась.