Игра

— Нет, — соглашается Бретт. — Никаких проблем. Я не люблю высовываться.

— Вот и правильно. — Кирк на мгновение замолкает, пристально глядя ему в глаза. — Слушай, приятель, давай начистоту. Я знаю, ты присматриваешься к команде сценаристов и дизайнеров, и рано или поздно там может освободиться местечко, но из-за конкуренции туда не так просто попасть. Ты много работал, чтобы оказаться здесь. Я в курсе, где ты начинал. Как ты знаешь, после той утечки мы проводили проверку анкетных данных, и все это для меня неважно.

— Проверку анкетных данных, — повторяет Бретт, машинально поправляя очки. — Ясно.

— Эх, мы все с чего-то начинали. Меня интересует только то, что сейчас ты выполняешь свои обязанности на отлично, это понятно?

— Конечно. — Бретт, немного замявшись, встает. — Спасибо, Кирк, я признателен за твои замечания, правда спасибо.

— Даже не упоминай об этом, — произносит Кирк.

Бретт выходит из офиса, спокойный и собранный. Он закрывает за собой дверь и проходит через весь зал так, как будто едет на траволаторе в аэропорту.

Затем почти бежит через все здание, не возвращаясь к своему столу.

Его сердце, такое болезненно тяжелое все утро, теперь слишком опасно колотится.

Парень из службы безопасности достает телефон из ящика на ресепшн.

От Крейга ничего нет, как и опасался Бретт.

Он снова открывает спам, полученный этим утром, и возвращается к изображению, которое не смог загрузить в метро. Открывая файл, замечает, что большой палец оставил на экране слишком влажный отпечаток от пота.

Картинка загружается.

Наконец впервые после вечера субботы Бретт видит своего старого друга Крейга Уилсона.

18 Третий игрок

Сара выскакивает из дома, крепко прижимая Арчи к себе и бормоча одно и то же слово, пока в одних носках пересекает небольшой палисадник:

— Нет-нет-нет-нет-нет…

Придерживая одной рукой ребенка, другой она пытается дозвониться до Нила, нажимая одну за другой зеленую и красную кнопки. Он не отвечает, и она оставляет ему голосовое сообщение:

— Нил! Нил, перезвони мне, ради всего святого! Что-то… что-то случилось, и я не знаю, что делать! О господи, я не знаю, что делать! Ты мне нужен здесь! Пожалуйста, просто перезвони мне!

Она нажимает красную кнопку на тот случай, если он уже пытается ей перезвонить, и, пошатываясь, доходит до конца дороги; это недалеко: в их тупике всего восемнадцать домов, но Арчи завывает и извивается, и он слишком большой, чтобы идти с ним в быстром темпе. Если только ей удастся достаточно быстро двигаться, она сможет догнать свою дочь — так, по крайней мере, считает ее тело. Она устремляется вперед, движимая адреналином, волоски на ее шее встали дыбом. Она обезумевшая, испуганная мать-медведица.

В тупике пусто, за исключением нескольких соседских машин, которые она хорошо знает, но за перекрестком дорога длинная, и есть шанс, что она увидит там машину незнакомца.

В голове у нее крутится пронзительный, безумный припев какой-то детской песенки: незнакомец опасен, незнакомец опасен, незнакомец о… И это случилось — ночной кошмар любого родителя с незапамятных времен: ее маленькую девочку ПОХИТИЛИ.

Она доходит до перекрестка, на какое-то короткое мгновение горе сменяется отрицанием: она почти ожидает увидеть бредущую ей навстречу Ханну, заблудившуюся и растерянную, как это часто бывает с маленькими детьми. Но ни на тротуарах, ни на прямой дороге, убегающей вдаль в обе стороны, нет никакого движения ни в одну, ни в другую сторону. Ханна исчезла.

Сара в отчаянии крутится на месте, словно подбрасывая невидимую монетку: направо или налево?

На нее давит груз, невыносимая тяжесть выжимает кислород из легких. Направо или налево?

Никакой инстинкт не ведет ее — ни материнский радар, ни биологическое чутье, ни запах ее ребенка в воздухе. Налево или направо? Потерять или найти? Живая или мертвая?

Она не выбирает ни того, ни другого направления. Дальше она не идет, падает на колени посреди дороги и сжимает оставшегося у нее ребенка так, что почти делает ему больно. Она рыдает, и Арчи рыдает вместе с ней, продолжая пинать ее по левой груди, словно чувствуя через простые формы и цвета своего мира, что происходит что-то ужасно неправильное.

Сара подносит телефон к лицу. Муж не отвечает. Она набирает две девятки, чтобы вызвать полицию… И останавливается. По какой-то причине она не может набрать третью цифру. Ее рука заблокирована, захвачена и не позволяет ей продолжать. Почему? Сообщение. Она чувствует, что может описаться от страха.

Не передавай это сообщение. Не обращайся за помощью.

Безумная мысль — ведь она никогда еще не ощущала себя настолько беспомощной, даже после тех бесконечных часов родов, после последнего, самого мучительного толчка, когда из ее тела появился ребенок, ребенок перед Ханной, девочка, которая так и не заплакала, девочка, которая повисла на руке хирурга, как какая-то жуткая…

— Сара?