Игра

Я сжимаю его руку, моя ладонь прижата к его, кожа к коже, электричество потрескивает на моей руке. Не знаю, когда я стала человеком, который считает поцелуи и прогулку за ручку безумно эротичным, но это так. Все из-за него.

Взявшись за руки, мы идем через весь город.

И я постоянно говорю.

О маме.

Братьях.

О моем отце.

Бывшем женихе.

И работе.

Он внимательно слушает каждое слово, выходящее из моих уст. Это такое удивительное чувство, быть на самом деле услышанным. Более того, кажется, он меня понимает.

Мы проходим мимо сомнительных личностей, но Лаклану достаточно лишь посмотреть на них, и они отворачиваются от нас. Идем через парки, где он видит других бездомных собак, и это разбивает его сердце – и мое – что он не может спасти их все. Шагаем через кварталы неприглядной городской жизни, и Лаклан кажется более непринужденным, чем когда-либо. Он насторожен, но спокоен, даже когда мы проходим мимо окраины опасного района Тендерлойн. И я чувствую себя в безопасности.

Собаки все время идут рядом, Лаклан подкармливает их вяленым мясом из другого пакетика, за которым я сбегала в 7-11. Кажется, они чувствуют себя спокойнее, и Лаклан говорит, судя по всему, у них когда-то был дом, и поэтому найти новый для них будет проще.

Когда мы доходим до его дома, мои ноги гудят, и небо на востоке, кажется, светлеет. Я надеюсь, что это мне лишь кажется, потому что мне все равно придется идти на работу, когда встанет солнце.

Я надеюсь, что рассвет никогда не наступит.

Хочу, чтобы ночь продолжалась вечно.

Приходиться немного побороться, чтобы затащить лохматую собаку внутрь, тем более учитывая, что мы пытаемся не привлекать к себе внимание – Лаклан не уверен, можно ли держать животных в этом здании. В конце концов, он снимает свою футболку и оборачивает один из длинных рукавов вокруг шеи собаки, пока мы не попадаем в дом.

По крайней мере, полагаю, он делает что-то подобное, потому что я с открытым ртом таращусь на его тело без футболки. Я даже не тружусь отвести взгляд. Я устала и не спала, но вид всех этих мышц, этих татуировок для меня словно энергетик.

Но если Лаклан и замечает, что я отчаянно пялюсь на него, он этого не показывает. В конце концов, мы поднимаемся на лифте, собаки нервничают, и входим в его квартиру. Он тут же ставит для них миску с водой, в то время как они бродят вокруг и все обнюхивают. Он снова надевает футболку – черт побери – и начинает рыться на кухне.

— Я могу чем-то помочь? — спрашиваю я его.

Он качает головой и достает из холодильника сырой фарш.

— Повезло, что я ем много белка, — говорит он, раскладывая мясо в чашки и ставя их вниз. — Этого должно хватить.

Собаки с опаской обнюхивают еду, а затем начинают быстро есть.

Я наблюдаю за Лакланом, как он смотрит на них сверху, сложив руки на широкой груди с тихой улыбкой на губах. Глаза светятся, уголки глаз слегка изогнуты. То, как он смотрит на собак, полностью отличается от того, как он смотрит на кого-то еще, в том числе и на меня. В этом взгляде настоящая любовь.

Я готова умереть за такой взгляд.

Успокойся, безумные глазки, быстро делаю себе замечание. Один поцелуй и ночь, держась за ручки, и ты думаешь, что собираешься замуж за этого парня.

Мне даже не приходится напоминать себе, что на следующей неделе он уезжает.

Словно почувствовав мой взгляд, Лаклан смотрит на меня.

— Полагаю, я должен вызвать тебе такси.

— О, да, хорошо. — Я осматриваюсь в поисках часов и замечаю их на стене. Уже 4:05 утра. Святое дерьмо. Мне через три часа надо быть на работе.

Он выглядит извиняющимся и берет свой телефон, который заряжается на стене.

— Время летит, когда гуляешь по Сан-Франциско.

Он делает звонок и говорит мне, что такси в пути.

Я указываю на собак, которые обнюхивают кухню.

— Вы с этими ребятами будете в порядке?

— Да. Пойдем, я провожу тебя до двери.

Он открывает для меня дверь, и мы направляемся вниз по коридору. Мы оказываемся в лифте и без собак здесь как-то неловко. Мы не говорим, и я не уверена, о чем нам стоит говорить. Я хочу сказать ему так много. Даже больше, чем хочу сделать.

Так много, много вещей.

Когда мы стоим на улице, я смотрю по сторонам, ища глазами такси. Я хочу смотреть на него. Хочу выпить его словно стакан холодной воды. Но я так напряжена и устала, что боюсь, сделаю что-нибудь глупое.

— Спасибо, — говорит он мне, когда я, наконец, встречаюсь с ним взглядом.

— За что?

— За то, что была там, — говорит он. — Ночью. Было приятно не делать все это в одиночку. — Он делает паузу, облизываясь. — Иногда…одиночество это проклятье.

Боже. Я это знаю. Я чувствую эти слова сердцем. Мое горло сжимается от вспышки странных эмоций.

Он тянется рукой к моему лицу, задевая мою скулу своими грубыми пальцами. Брови сходятся вместе, и он открывает рот, будто хочет что-то сказать. Я задерживаю дыхание, выжидая и нуждаясь.

Подъезжает такси и сигналит, заставляя меня подпрыгнуть. Лаклан убирает руку.

Я смотрю на таксиста своим убийственным взглядом, разочарованно вздыхая.

Грубиян.