Игра

Бретту удалось оглянуться только для того, чтобы понять, что его тащат к мусорному баку возле магазина. Его швырнули рядом, придавив рюкзаком, а Роланд полез в мусорку и выудил завязанный на узелок полиэтиленовый пакет, с виду тяжелый и раздутый.

– Открой его, – захихикал Роланд, бросив пакет одному из приятелей. – Открывай!

– Ни за что! Он же полон собачьего дерьма!

– Не будь ссыклом! Просто надорви его немножко.

– Зачем? – спросил мальчишка, имени которого Бретт не помнил, и снизу, с земли, этот вопрос показался вполне уместен.

– Подобное притягивается к подобному, так? – Теперь Роланд практически кричал. – Мы дадим его тощей заднице хоть раз вдоволь поесть.

Всеобщий смех. Животный вой. Паника. Бретт пытался отползти в сторону, но был в таком отчаянии и до такой степени напуган, что не догадался просто снять лямки рюкзака с плеч.

Он никогда не забывал этот запах. И по сей день, если случайно наступит на тротуаре в собачье дерьмо, его переполняет унижение. Его преследуют травмы ребенка, маленького мальчика, который не сделал ничего плохого и который хотел умереть.

Пакет, зажатый в ладони садиста, как подача фастбола без релиза, лопнул от сильнейшего хлопка, и холодное густое дерьмо потекло по носу, побродку, губам и зубам Бретта. То, что он услышал в этот момент – когда глаза зажгло, зрение взорвалось белым светом, а рот наполнился рвотными массами, стало еще кое-чем, что навсегда осталось с ним: один из мальчишек крикнул с отвращением:

– Фу, гадость! Ты попал мне на ногу!

И тот, кто это сделал, сказал с таким чертовски искренним раскаянием:

– О, чувак, прости. – Прямо перед тем, как вытереть свои ладони о вьющиеся волосы Бретта.

А потом они убежали, оставив Бретта отплевываться и всхлипывать возле мусорного бака.

Тогда он решил покончить с собой.

Он собирался броситься с моста, просто чтобы смыть все это дерьмо в водах Ист-Ривер. Это была не пустая угроза. Он действительно хотел это сделать.

Вдруг он услышал еще один голос:

– Что за херня, придурок? Это те гребаные мудаки сделали с тобой?

Бретт застыл, перестав размазывать по рукаву экскременты, рвоту и кровь из носа. Над ним стоял младший Уилсон. Он был крупным для своего возраста и уже превращался в красавца, несмотря на отросшие волосы и неопрятную одежду, этакий крутой перец, который скоро вскружит голову взрослым, иногда замужним женщинам.

– Давай, – сказал он. – Поднимайся.

Крейг проводил его в глубь переулка и велел ждать. Девушка исчезла. Бретт, уверенный, что это очередная злая шутка, уже собирался развернуться и уйти, когда Крейг вышел из магазинчика с бутылками воды и кухонными полотенцами.

– Это все, что мне удалось пронести под рубашкой, – сказал он честно.

Крейг курил, пока Бретт как мог отмывался, молча краснея от стыда.

– Ты получаешь от них много дерьма, да? – спросил Крейг, выдыхая дым, а затем улыбнулся. – Хотя о чем это я? Конечно, получаешь, ты же весь им покрыт.

Бретт только ошалело моргал, все еще совершенно уверенный в том, что в любой момент этот здоровый тупой качок выйдет из себя, ограбит его и бросит умирать в этой подворотне.

Вместо этого Крейг проводил Бретта через шесть кварталов до дома его матери. На следующее утро, к удивлению Бретта, Крейг поджидал его возле дома, а после последнего урока ждал у ворот школы. Роланд Вашингтон больше ни разу не посмел бросить косой взгляд в его сторону.

Первые несколько дней, насколько помнил Бретт, они даже не разговаривали; возможно, память его подводит и они должны были о чем-то говорить во время тех прогулок, но он запомнил именно так. Просто двое молчаливых детей, разделивших одиночество. На третий или четвертый день Крейг спросил его, что он думает насчет «Рейнджерс», и Бретт пошел домой и узнал все что возможно о хоккее. К концу месяца Крейг познакомил Бретта с музыкой Soundgarden, Mudhoney и Pearl Jam. В ответ Бретт предложил – без особого успеха – одолжить ему свои записи Майкла Джексона.

Бретт привел с собой Крейга в Four Quarters, лучшую галерею игровых автоматов в Бруклине, и научил его играть в Street Fighter II и Lethal Enforcers.

Когда Крейг два года спустя потерял девственность, он тут же рассказал об этом Бретту, со всеми пошлыми подробностями, на которые способен озабоченный подросток. Бретт рассмеялся, обозвав его чертовым сукиным сыном.

Отца Крейга в девяносто седьмом застрелил наркоман. В том же году Крейг перестал появляться в доме Бретта с фингалами, кровоподтеками и ожогами от сигарет. Крейг переехал к своей тете в Квинс в часе езды и вскоре бросил школу. Когда Бретт уехал в колледж, они продолжили общение по телефону. Когда Бретт закончил колледж и вернулся, они продолжили общение с того места, где остановились, что было редкостью между взрослыми. Связи Крейга в городе даже помогли Бретту получить его первую злополучную работу видеоредактора.

Почти тридцать лет. Офигительная дружба.

Бретт размышляет об этом, пока женщины болтают о детях, своей излюбленной теме. Он вспоминает, как навсегда переплелись между собой линии их жизней, его и Крейга.